Гений войны Скобелев. "Белый генерал" - Валентин Рунов

Несмотря на отсутствие самого крупного отряда генерала Кауфмана, Веревкин решил штурмовать Хиву. Однако из-за плохой его подготовки штурм не удался. Русские войска, потеряв четырех убитыми и 50 ранеными, отступили от крепости.

На следующий день хивинцы позволили русским подобрать своих погибших под стенами города, которые оказались обезглавленными и с распоротыми животами. Затем из ворот вышли парламентеры, которые были направлены к Кауфману, находившемуся в это время на подходе к городу. Пока шли переговоры, небольшой отряд, выделенный Веревкиным, во главе с полковником М. Д. Скобелевым, проникнув в город через брешь в воротах, без боя занял дворец. Несколько часов спустя с противоположной стороны через открытые ворота вступили в город войска, предводительствуемые самим генерал-губернатором. Так произошло занятие столицы ханства, которое затем в официальных документах было названо «штурмом».

11 июня 1873 года хивинский хан Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур присягнул на верность России и издал указ об отмене рабства на всех принадлежавших ему территориях. Отказавшиеся повиноваться этому указу племена туркмен-иомудов через несколько дней были разгромлены русскими войсками, потеряв в бою 14 и 15 июня более 800 человек. Потери же русских войск за всю хивинскую экспедицию составили 33 человека убитыми и 131 ранеными.

Победы в Средней Азии были высоко оценены русским правительством. Генерал К. П. Кауфман был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени. Этим же орденом 3-й степени были отмечены заслуги командующего войсками Сырдарьинской области генерала Н. Н. Головачева и начальника оренбургского отряда генерала Н. А. Веревкина. Еще пять офицеров получили ордена Святого Георгия 4-й степени, в том числе и М. Д. Скобелев. Начальнику штаба Туркестанского военного округа генерал-майору В. Н. Троицкому была вручена Золотая сабля, украшенная алмазами. Еще 23 генерала и офицера получили Золотое оружие.

После завершения Текинской экспедиции Скобелев по команде направил обстоятельную докладную записку, в которой изложил свое видение дальнейшего развития событий в том районе. Он, несмотря на молодость, чувствовал, что рано или поздно в Средней Азии России придется решать большие и сложные задачи. При этом он касался не только военной, но и политической стороны этого вопроса. Но, ввиду его молодости, в высших штабах не обращали внимания на его записки. Михаил Дмитриевич сохранял списки с этих записок и уже позже, когда вернулся из Ахалтекинской экспедиции, на одной из записок сделал следующую надпись: «На записку эту в свое время никто не обратил внимания… тем не менее, последующие события показали, что во многом я был прав. Все мной предположенное относительно Хивы было исполнено в 1873 году».

Необходимо отметить, что в Хивинской экспедиции участвовал американский корреспондент «New-York-Herald» Мак-Гахан. Он первый познакомил Европу с будущим военачальником и государственным деятелем. Мак-Гахан был свидетелем проведения разведки пути в Ортакую, которую провел Скобелев. Вот что он писал: «Проехать опасный путь почти одному, набросать на карту местность, найти и исследовать в пустыне колодцы и решить, какое количество воды они могли доставить, – это мог предпринять и блистательно выполнить только Скобелев».

Впоследствии между Мак-Гаханом и Скобелевым завязалась настоящая дружба, которая заставила Скобелева с отчаянием оплакивать своего друга, умершего в 1878 году от тифа в Константинополе, куда он добрался, совершив поход вместе с нашей Дунайской армией.

Художник В. В. Верещагин о Хивинском походе Скобелева в своей статье, опубликованной в Париже в 1887 году, в частности, писал: «Михаил Дмитриевич Скобелев в Хивинском походе прошел определенный этап в развитии своего военного таланта. В течение всего похода он проявил себя как энергичный, отважный воин, но вместе с тем и предусмотрительный, распорядительный. Внимательно вникал в организацию похода, маршрут движения, добивался точности знания местности и ориентировки; он заблаговременно совершал разведку колодцев и удерживал их до подхода основных сил. В этом походе он уже умело применял морально-психологический фактор как средство влияния на подчиненный ему личный состав. Также Скобелев обладал такими важными, необходимыми для военного человека качествами, как бесстрашие и удивительная храбрость».

В одном из архивных документов имеется характеристика служебной деятельности Скобелева во время Хивинского похода, дана ему непосредственным начальником полковником Ломакиным. Он пишет: «За все время похода мангышлакского отряда (1000 верст), командуя авангардом, подполковник Скобелев-2-й отличился примерной распорядительностью и попечением о нижних чинах. Под Истабасом разбил с горсткой казаков вдесятеро сильнейшего неприятеля. С 15 по 28 мая, командуя авангардом, отличался примерным мужеством и неустрашимостью».

Также представляет собой интерес отзыв члена Георгиевской думы В. А. Полторацкого. В нем подчеркивается, что выдающиеся способности и природный дар Скобелева ставят его гораздо выше многих. При этом автор Н. Кнорринг подчеркивает, что Михаил Дмитриевич «предприимчив и энергичен, но для достижения своих целей не останавливается ни перед какими средствами. Поэтому неудивительно, что Скобелев с его талантливостью и умом нигде не мог ужиться, перессорившись и восстановив против себя многих, чему явным доказательством служит его постоянная смена мест службы. Он переходил из одного военного округа в другой, нигде не удовлетворяя себя, но наживая массу врагов», и делает заключение, что «с подобной настойчивостью он, вероятно, добьется очень многого».

В завершение хотелось бы привести мнение о Скобелеве главного начальника Туркестана генерала К. П. Кауфмана. Приехав в Петербург после завершения Хивинского похода, он отзывался о Михаиле Дмитриевиче только положительно. И когда Константина Петровича начали просить об одном офицере, который «будет почище вашего Скобелева», Кауфман вспыхнул и после довольно резко заметил: «Не знаю, как ваш офицер, но Скобелев на деле показал себя молодцом. И я ручаюсь, что он себя вам еще покажет». Это означало, что после этого похода отношение к Скобелеву со стороны начальства в лице Кауфмана изменилось в лучшую сторону. Наместник, как опытный начальник, умел распознавать среди офицеров военные таланты; в Скобелеве он видел не только храбрость, но и образованность, талант. Кауфман считал, что именно такие офицеры нужны были на окраинах, где требовалось не только личное мужество, но и умение и желание ориентироваться в местных условиях.

Правда, известно, что Скобелев повел солдат на штурм Хивы с одной стороны в то самое время, как с другой городская депутация выходила с хлебом-солью для выражения командующему войсками полной и безусловной покорности. Верещагин вспоминал: «Генерал Кауфман рассказывал мне, что, зная уже о сдаче города и готовясь въехать в него, он был поражен и возмущен, услышав ружейные залпы и крики «ура!» – словом, настоящий штурм, затеянный Скобелевым». Причину этого поступка Верещагин видел в том, что «Михаил Дмитриевич выкинул такую лихую штуку» потому, что «хлопотал только об (Георгиевском. – Авт.) кресте, который ему не давал покоя и статут которого, по его собственным словам, он знал наизусть еще с юных лет. Скобелев был весьма лихой офицер, и я думаю, что в поступке его было немало «искусства для искусства».