Ты теперь моя - Елена Тодорова

— Может, она того… с кем-то… — докидывает с заднего сиденья Сеня, но, поймав в зеркале мой взгляд, резко замолкает. Откашливается и прижимает к губам кулак. — Глупость сморозил.

— Она не сможет скрываться долго. Выйдет на связь с отцом, — рассуждаю логически. — Будем ждать этот момент. Попутно, конечно, пробивайте по нашим каналам. Но, думается мне, затаится она сейчас.

Хорола в известность не ставлю. Приходится объясняться с Антониной. Не на шутку встревожившись, обещает содействовать. В отличие от Юли, знает, чем все это чревато.

Мелкая террористка.

Найду — шею сверну.

Вот только засечь ее удается аж на третьи сутки. Срываюсь с места, едва поступает информация о местоположении. Непонятными эмоциями несет. Шпарит грудь и спину. Сейчас уже не знаю, что собираюсь с ней делать.

Возможно, стоило бы дождаться утра. Но терпения, в кои-то веки, не хватает.

Беглая принцесса сняла однушку на окраине. Приобрела новый телефон и сим-карту на имя какого-то бомжа. Не светилась среди знакомых. Пропустила занятия в университете.

Долго собиралась так скрываться?

Не могла не понимать, что я ее найду. На хрена тогда эта мышиная возня?

Авантюристка, блядь.

Хозяйка квартиры выдает мне второй комплект ключей. Не приходится даже уговаривать. Пару «зеленых» купюр решают всё без слов.

Осознает ли эта мелкая идиотка, что точно так же к ней способен добраться любой другой заинтересованный?

Юля, Юля… Мать твою…

Нравится мне, как она спит — хрен разбудишь. Подкрадываться не нужно. Врубаю весь верхний свет: чуть морщится и продолжает сладко посапывать. Я, мать ее, трое суток на ногах. Ложился, смыкал веки, но расслабиться не удавалось. Проваливался урывками по десять-пятнадцать минут. Сердце выбивало ребра. В сознании хороводили сотни тысяч мыслей. А она, мать ее, спокойно спит, обнимая подушку.

Я в ярости. И в то же время… Испытываю такое колоссальное облегчение — все силы оно отнимает. В какой-то момент понимаю, что хочу просто выключить свет и рухнуть рядом с ней спать.

Убивать мурку, как ни странно, мне не хочется. А с воспитанием можно и до утра подождать.

Набивая Назару сообщение, отпускаю домой. Гашу свет и, сбросив одежду, забираюсь к ней под одеяло.

Юля

Просыпаюсь, ощущая тревогу неясной природы. Еще не осознавая, с чем она связанна, чувствую, как сердце разгоняется. В груди формируется удушающий комок нервов. Сдавливает настолько, что дышать становится тяжело. После вынужденной паузы слух прорезает мой собственный громкий прерывистый вздох.

Разлепив глаза, пытаюсь настроить их на зрительное восприятие. Унылая обстановка постепенно становится четкой картинкой, и вздыхаю я уже от гнетущей тоскливости, которая заполняет всю мою душу.

Шум льющего за окном дождя жизнерадостности не добавляет, но я прорабатываю свое состояние несколькими емкими фразами, которые подобрала сама себе, как лекарство: «Я — молодец!», «Сегодня будет лучше, чем вчера», «У меня осталось еще девять дисков с фильмами», «Эпиляцию ног можно не делать»… С последним лозунгом порываюсь улыбнуться, но эта эмоция стынет на моих губах, когда я веду головой в сторону и улавливаю знакомый мужской запах.

По факту это невозможно, но я больше не одна.

Оборачиваться страшно, поэтому я делаю это так, как приучила себя с детства — рывком и с задержкой дыхания.

— Вижу, что рада мне.

Низкий голос Саульского будто физически меня касается: раздражает кожу, собирает мурашки, просачивается сквозь поры, плавит внутренности.

— Безудержно!

Хочу соскочить с кровати, но прежде чем я успеваю это сделать, Сауль толкает меня обратно на спину и припечатывает сверху своим телом.

— Сейчас же отпусти! Не смей ко мне прикасаться! — ору так отчаянно, голос хрипнет.

Я же его ненавижу… А все равно реагирую. Горячие и шипучие импульсы сотрясают все мое существо.

— Что за хуйню ты вытворяешь, Юля?

— Не буду говорить, пока не отпустишь… Не буду!

Вижу, как сжимается и ходит его челюсть. Ноздри на вдохе напряженно расширяются. Губы искривляются.

— Сейчас у меня нет терпения, чтобы выслушивать твои требования.

Сжимает меня крепче, втрамбовывает своим телом в матрас. Склоняя голову, практически касается моего лица своим. И… резко отстраняется. Сойдя с кровати, принимается копаться в карманах кожаной куртки.

Сажусь и пытаюсь нормализовать дыхание. Машинально разглядываю обнаженного и сильного мужчину, который, никак не привыкну, является моим мужем. Распятие на спине, черные узоры на руках, напряженную крепость внушительных мышц. Смотрю на Сауля и понимаю, что три дня передышки не принесли облегчения. Я не справляюсь. Я все так же убита непонятной смесью эмоций. Из-за нее мне больно дышать.

Безусловно, я осознавала, что Саульский меня найдет, но рассчитывала к тому времени окрепнуть и успокоиться. А оказывается, не получилось.

Распахнув окно, Сауль впускает в комнату влажный промозглый воздух. Машинально обхватываю колени руками и вся сжимаюсь, наблюдая за тем, как он подкуривает и, не отрывая от меня взгляда, делает несколько затяжек.

— Ну? Что скажешь, мурка? Объясни причины своего поступка.

И я понимаю, что не собираюсь молчать. Не смогу. Меня в клочья разорвет этими ненавистными эмоциями. Саульский постоянно выдвигает какие-то требования, что мешает мне озвучить то, что меня… расстраивает? Втихаря зализать раны не получилось. Так пусть знает, если так интересно!

— Объясню, если ты не будешь смеяться, — пытаюсь выставить условия.

Он медленно втягивает табачный яд и так же размеренно густой дымкой его выдыхает.

— Ты подставила всех моих людей. Подвергла свою жизнь опасности. Выставила нас всех идиотами. Мы искали тебя трое суток. Ты сейчас понимаешь, что я говорю? Осознаешь, блядь, всю остроту? Уж поверь, Юля, мне не до смеха.

— Мне тоже не до смеха, — выпаливаю, ощущая, как злость выталкивает из меня все, что за эти дни накопилось.

— Юля, — вроде и не рявкает, а я вздрагиваю. Колючие мурашки рассыпаются по спине и будто замирают, суетливо топчась на месте. Не могу расслабиться. Не могу перестать дрожать. — У тебя пятнадцать секунд, чтобы начать говорить.

Сглатываю и глубоко вдыхаю, игнорируя рвущееся к горлу сердце.

— Ты мне изменяешь?

В этих словах нет злости и боли. В них нет ничего. Наверное, сил не хватило. Выдохнула этот вопрос тихо и потерянно.