Медовая Жертва - Анхель де Куатьэ

Всё иллюзорно, всё призрачно, вы малые, слабосильные дети, играющиеся морской галькой! Вас смоет волной, смоет!

Так не противьтесь же и смиритесь, уймите свой чахоточный пафос! Дурно пахнет от вашей воли! Потом разит от ваших желаний! От вашей страсти несёт духом гниения!

В смирении – единственное величие ваше, люди великие! Так склоните же головы, поклонитесь, падите на колени, и лишь тогда узнаете вы жизни вашей подлинную сладость!

Лишь тогда откроются вам скрижали заветные! И будет на них начертано кровью вашей: "Отдавшемуся даровано наслаждение!"

И узнаете вы тогда свободу высшую, и высшую благодать свою узнаете вы тогда, ибо ничего не потребует от вас мир, не будет он призывать вас к свершениям.

Мир величественный возьмёт вас в сильные свои руки и будет решать он за вас, и будет делать за вас всё, и будет делать он вами! Вот тогда вы и узнаете, что есть жизнь!

О великом удовольствии учил Заратустра – об удовольствии покоя. Души ваши перестанут метаться и мучиться, ибо умрут. И заботы ваши канут в широкую бездну, и канут они безвозвратно! И тогда испытаете вы великий восторг, ибо ничего не нужно будет вам делать, ибо всё за вас сделано будет!

К чему же стремиться вам, если ничего не сможете вы достичь? Что хотите вы сделать, если всё за вас уже сделано? Как можете перехитрить вы то, что вас и породило? Как выйти вам за пределы того, что не имеет предела? Перестаньте же мучить себя и других! Пусть всё идёт своим чередом!

Вот о чём говорил Заратустра – из ничтожнейших величайший!»

Грохотание Тени произвело на присутствующих почти гипнотическое воздействие. Они пали ниц и плакали, они катались по тёмно-коричневому полу пещеры, скулили, как побитые псы, и выгибались, словно ужаленные гремучими змеями. Они стонали и выли, они простирали вверх искорёженные судорогами руки и жаждали соития, в котором хотели погибнуть. О забытьи, лишь об одном забытьи только и грезили эти безумцы!

Мне стало дурно. Мне самому хотелось теперь валяться так на полу и навсегда забыться! Жизнь в этот миг казалась мне невыносимой, смерть казалась мне избавлением.

«Довольно!» Довольно страданий, довольно мук, довольно суеты и свершений! Хотелось покоя. И вот уже тень опустилась на меня, обняла, потянуло холодом...

Но вдруг на своём плече я почувствовал руку, кто-то теребил меня с нежностью и заботой.

«Тихо, тихо», – услышал я родной голос и открыл глаза.

Заратустра стоял надо мной и шептал, глядя прямо в глаза:

«Тебе приснился дурной сон. Это только сон. Просыпайся! Просыпайся, утро зовёт!».

Человечество всегда искало себе путь, – рассказывал мне Заратустра. – Желание найти верную дорогу заманчиво, но нелепо, ибо критериев нет. Впрочем, я знаю один – радость, а всё остальное ничего не стоит!

О многих путях можно было бы рассказать. Многие дороги были опробованы человечеством, но всё пустое!

Все пути эти сводимы к трём: можно овладеть, уподобив себя чародею, можно отдаться, слившись с жёлтой пустыней, или стыдливо задавить в зародыше всё – и мужское, и женское, и бесполое.

Впрочем, все эти дороги называли вы мужеством, ибо нет для трусливого способа лучшего, чем оправдать себя благородством!

Не зная себя, не видит человек и своего места, а место его особо. Велик человек, нет нужды ему ни овладевать, ни отдаваться, и уничтожать ему нет нужды, может он без насилия над самим Собой и без суеты трусливой иметь, быть и использовать, ибо он имеет, является и всё дано ему!

Зачем же путь ему, зачем искать несуществую дорогу? Разве сам он, человек, не есть созидающееся, ибо он – сама Жизнь!

Печальны бесконечные поиски человеческие. Разве же человек потерял что-то, чтобы искать? Напротив, теперь переполнен он и погребён под ворохом человеческого.

Не потерял он и самого Себя, да вот только не видит за пустотой собственных дел. Разглядеть самого Себя – вот о чём говорит Заратустра!

Хватит искусственного, хватит привнесённого, ведь беда подлинная не в недостатке форм, беда в не использовании дарованного!

Идеи отвлекли человека от жизни, пустота нарождается, а существующее не созидается, но прозябает и чахнет.

Хозяйству нужен хозяин рачительный, а не хранитель. И хозяин подлинный – не паразит, аскариде подобный, но пекущийся о хозяйстве своём.

Идеи отвлекают человека от жизни, ибо они выбрасывают его из самого Себя, словно дурного пьяницу из грязного кабака, и так теряет он не только опору, но и саму Жизнь, окутанный царством иллюзии!

Гордится человек несовпадением своим с самим же Собой, в этом видится ему его подвиг, ибо так находит он себе предмет для дел и дорогу, по которой идти можно вечно!

Но вынесите центр тяжести за пределы предмета любого, и он упадёт! Куда же идти лежащему? Великое дело – создавать проблемы себе, чтобы решать их: переливать из пустого в порожнее! Отчего так никчёмно проводит человек свою жизнь? Оттого, что он одинок!

От одиночества своего подменяет человек иллюзией жизнь реальную, от одиночества! И оттого становится безвозвратно он одиноким!

Не самого Себя следует искать человеку, но Другого, ибо лишь через него и обретёт он себя Самого!

Почему же Другой страшит человека? Лишь оттого, что сам Себя он боится!

Принимая самого Себя, следует идти человеку к Другому, а не через тернии иллюзий своих – вот единственный путь, что не в движении он, а в остановке!

Одиночество – вот апокалипсис мира этого, таким видит его Заратустра глазами, полными слёз!

Нет, не исходит из уст моих меч, острый с обеих сторон, но шёпот дыхания моего, что разделить хочу я с Другим, ибо Мир создан для Двух!

Зачем же мне драгоценные звёзды и небеса беспредельные, зачем мне богатства несметные, знания власть и бессмертие истины, зачем мне наслажденья телесные и благость вселенной, зачем мне всё это, если нету со мною Тебя?

Просыпайся!

Странное существо этот двуглавый осёл, странное. С самим собой вечно ведёт он речь, с сам собой разговаривает. Так множит он своё одиночество, ибо даже в одиночестве своём не может он быть одним – самим Собою.

Сколько жарких баталий разгорается в этом странном существе! Сколько щекочущих душу побед, неожиданных поражений и восторженных до жгучих слёз примирений знает его ослиная жизнь! Упрямый, что бы не происходило, он всё продолжает и продолжает это внутреннее говорение, перемалывая в пустоте кости.

Должен он чувствовать себя при деле, а иначе – с чем он останется? Что делать ему, замкнутому в самом себе, если не слышит он Других, а потому и не знает, что Они – эти Другие – есть? Вот и найден смысл бессмысленности: да, он будет говорить сам с собою!