Автобиография Иисуса Христа - Олег Зоберн

Иуда начал объяснять, что утром мы, окруженные толпой почитателей, сели в лодку, чтобы отдохнуть от людей и помолиться в покое на лоне вод, затем вспомнили, что в Гергесе живет такой хороший человек Венедад, а оставалось уже полпути, и мы не смогли не приплыть и не передать ему привет от его товарища Итана. «И да хранит Бог твои торговые дела, благосиятельный Венедад, ведь ты незаменимый человек, ты драгоценный камень в короне городов приозерья и всей Галилеи», – увенчал Иуда свою речь.

Это льстивое вранье было настолько очевидным, что изощренный ум Венедада отказался верить в то, что это вранье.

Сошлись на десяти статирах с учетом процентов, которые я обещал вернуть через месяц.

Когда закончили торговаться, на крышу, по второй лестнице, ведущей прямо с улицы, поднялась девочка лет семи. Увидев ее, Венедад расцвел.

– Это моя дочь Лилит, – сказал он. – Иди сюда, моя сладкая.

Девочка была ухоженная и милая, в пестрой шелковой накидке. Ее черные блестящие волосы были аккуратно заплетены в косы, в маленьких розовых ушках уже сверкали золотые серьги, а на загорелых ножках красовались искусно сделанные сандалии из мягкой светлой кожи.

– Вся в меня, – гордо сказал Венедад, хотя это прозвучало дико, если видеть его грузное изношенное тело. – Как подрастет, не буду выдавать замуж, пусть помогает мне в делах.

В руках Лилит держала странного белого зверька, покрытого нежной шерстью. Он напоминал огромную мышь с большими задними лапами и комически длинными ушами. Зверек дрожал и был воплощением безобидности. На шее у него была повязана красная шелковая лента.

Девочка подошла к нам.

– Кто это у тебя в руках? – спроси я.

– Этот зверь называется кролик, – ответила она, – папин друг привез мне его из Эллады, они обитают только там, причем в одном-единственном месте – в Олимпии, а больше нигде их не встретишь! Я хотела завести себе дамана, один наш работник часто ловит их на камнях возле виноградников, но даманы кусаются и не такие милые. Еще я хотела барханного кота, который охотится на змей в пустыне, но его для меня никак не могут поймать. У этого кота такие красивые уши! Йесус, а как он спасается во время бури? Ведь ему в уши, наверно, залетает песок?..

Я погладил Лилит по голове и еще поговорил с ней. Девочка оказалась умной.

Венедад принес немного кифа на пробу. Я набил трубку, и мы выкурили ее. Киф был прекрасный.

Служанка подала фруктов и сыра. Затем Венедад велел ей принести нам желанный мешок, пергамент и чернила. Я написал долговую расписку. Мы провели на крыше у Венедада еще несколько часов, а когда до вечера осталось недолго, решили отправляться обратно.

Венедад с дочкой спустились проводить нас, и мы остановились попрощаться возле двери, над которой висел массивный бронзовый футляр со свитком Торы.

Видимо, я так понравился Лилит, что она решила подарить мне своего зверька. Я отказывался, отец тоже запротестовал было, укоряя ее, но Лилит все равно с недетской решительностью вручила мне этого кролика.

Когда мы собирались отчаливать, какой-то древний старик с черной от солнца лысиной и седой до желтизны бородой подошел к лодке, молча протянул мне небольшой сосуд, у которого было отколото горло, и, не говоря ни слова, удалился. Я счел это старческой причудой и хотел было бросить никчемный сосуд на берег, но Иуда решил забрать его с собой, сказав, что бережливость лучше богатства.

Дул сильный восточный ветер, и мы быстро доплыли под парусом до середины озера. Иуда с Филиппом не трогали весла, а я слегка направлял лодку кормилом. Кролик сидел на дне у моих ног и дрожал. Видимо, такое дрожание было его основным занятием.

Затем ветер сменился на северный, и там, на середине озера, случилось то, чего боятся все галилейские рыбаки: мгновенно, как настроение женщины во время регул, изменилась погода. Северный ветер принес облака с Голанских гор и встретился над озером с горячим ветром из пустыни.

Маленькую лодку стало подбрасывать на волнах, ее бока трещали. Синяя вода побледнела и пенилась, будто от ярости, а в провалах между волнами зияла немая могильная чернота.

Самым скверным было то, что волны беспорядочно накатывали то с одной стороны, то с другой, казалось, озеро издевалось над нами, и мы не успевали ставить лодку носом к волнам. Ветер ревел так, что я не слышал собственного голоса, берега исчезли в тучах водяной пыли, и мы могли ориентироваться только по солнцу, которое висело на западе в мутном небе, как тусклый медный диск. Филипп отчаянно работал веслами и что-то кричал, а я несколько раз чуть не вывалился за борт, пытаясь править рулем. Иуда сидел на дне лодки в луже, одной рукой вцепившись в мачту, а другой прижимая к груди мешок с кифом, который обернул своим плащом.

На очередной волне нас швырнуло так, что кролика выбросило из лодки, но он не утонул, а с поразительной ловкостью, прыгая с волны на волну, побежал в сторону Кафарнаума. Я был так напуган бурей, что не нашел сил этому удивиться, а Филипп с Иудой и вовсе не заметили, что произошло.

Вскоре все стихло так же внезапно, как началось. Близился вечер.

Нам очень пригодился сосуд с отбитым горлом, я вычерпал им воду со дна лодки.

Филипп с Иудой взялись за весла.

Мешок с кифом промок.

Я догадался, что случилось. Во время бури Бог смилостивился над нами, но, как всегда, действовал со свойственной Ему небрежностью: поскольку возможность спасения была дарована нашей лодке в целом, а не каждому по отдельности, всю благодать воспринял невинный кролик, а не мы, грешные. В духовном смысле это существо уподобилось высокому дереву, в которое ударила молния милости Божией, потому что оно в ту минуту оказалось ближе всего к небу.

Мы добрались до берега, когда почти стемнело. Вершины Гергесских гор изменили цвет с золота на пурпур. Матфея с Андреем все еще не было, но возле причала нас ждал Симон, который сообщил, что поймал на берегу странного, невесть откуда взявшегося зверя с лентой на шее. Он спросил меня, можно ли пожарить его на ужин.

Мы высушили киф, промокший во время плавания. Ученики целыми днями бродили по городу и вокруг римского лагеря, предлагая наш товар. Иногда легионеры приходили к амбару сами. Довольно быстро мы продали весь мешок и получили денег в десять раз больше, чем должны были Венедаду. Это позволило нам лучше питаться, купить новые одежды и припасти немного серебра на черный день.

Кроме легионеров киф покупали простые жители Кафарнаума и люди, которые приходили издалека, чтобы увидеть меня. Ливийская трава стала универсальным лекарством для тех из них, кого мучили душевные боли. Страдалец, вдохнувший благотворного дыма, легче усваивал мои наставления. Я по-прежнему просил этих людей останавливаться в Кафарнауме подальше от моего амбара, чтобы не гневить префекта Аврелия, разве что иногда позволял остаться с нами на ночь новым женщинам из числа искавших мессию.