Тысяча ударов сердца - Кира Касс

шпилька выскальзывала из пальцев. В библиотеке с поддержкой Ретта я бы справилась с замком в два счета. Остается уповать на фантазию.

Я представила аромат старых книг, веселый смех Ретта. На губах заиграла улыбка, дыхание выровнялось. Минуту спустя раздался щелчок, и браслет на моем левом запястье разомкнулся.

Я на цыпочках подкралась к двери. Одинокий факел озарял добрую половину коридора. Леннокс не удосужился выставить караул. Похоже, мысль о побеге даже не приходила ему в голову.

Дверной запор оказался крепким орешком. Шпилькой его не вскрыть. Зато сам замок дышал на ладан, удивительно, как его еще не снесло ветром. Удостоверившись, что поблизости никого, я стиснула дверную ручку, уперлась ногой в стену и налегла всем весом. Створка жалобно скрипнула, но удержалась на петлях.

Ладно, попробуем через окно.

Впрочем, окно – сильно сказано. Круглый незастекленный проем с металлическим прутом посередине. Если хлынет дождь, жалкое подобие кровати промокнет насквозь. Судя по разводам на белье, такое уже случалось, и не раз. Я взялась обеими руками за прут, потянула. Ни наружу, ни внутрь его не выдавить… зато можно сдвинуть в сторону.

Я вскарабкалась на подоконник и ощупала кладку. Камень давно раскрошился, отколоть от него кусок не составит труда. Взрослому через такое отверстие не протиснуться… но, если я сумею сдвинуть прут хотя бы на дюйм, у меня появится шанс.

Похититель обещал вернуться через час, но уповать на его слова не стоило. Расстегнутым наручником я принялась ковырять оконный проем. К его приходу я застегну кандалы, лягу на кровать и притворюсь несчастной пленницей. Он даже ничего не заподозрит.

– Все получится, – шепотом твердила я. – Все получится.

Леннокс

Я разложил на столе отрезанные пряди и наблюдал, как они сами собой закручиваются спиралью. Рано или поздно меня заставят ее убить, верно? Я напрягал память, выискивая хотя бы один случай, когда меня учили бы милосердию, но тщетно.

Может, ее пощадят. В прошлый раз ни у кого не хватило смелости убить особу королевских кровей. Ни у кого, кроме меня. Если я откажусь, кто дерзнет лишить жизни принцессу Аннику?

В окне заскулила Колючка.

– Ты заходишь или как?

Она спрыгнула с подоконника на кровать и опустила мордочку на вытянутые лапы. Не знаю, способны ли серые лисицы сопереживать, но Колючка смотрела на меня с неприкрытой тревогой.

– Успокойся. – Я наклонился почесать ее за ухом.

Взгляд невольно упал на ладони. Неужели эти руки, которые гладят Колючку, указывают путь по звездам и тренируют армию… оборвут жизнь Анники?

Морщась от боли в ране, я подобрал заготовленную ветку и, завернувшись в плащ, направился к выходу.

По пути к кладбищу ураганный ветер трепал полы моего плаща. Поднявшись на склон, я возложил зеленую, не растерявшую листьев веточку на утопающую в лапнике могилу ее матери.

– Очередное подношение. Я встретил ее. Ту, на кого ты уповала перед смертью. Должен сказать, она в ярости, хотя сама того не желает. Но шила в мешке не утаишь. И откуда только набралась? Точно не от тебя.

Я покосился на за́мок, на ветхие оконные проемы в дальней части, где обитало свежее пополнение. По легенде, мой народ славился искусством возводить великолепные здания. Жаль, мне не довелось лицезреть ни одного.

Сглотнув, я снова заговорил:

– Боюсь, мне придется убить твою дочь. Не хочется, но… она чересчур… наблюдательна. А потому опасна.

Впервые за долгое время на глаза навернулись слезы. Измученный, обиженный на весь мир и обуреваемый тягой к великим свершениям, я прозябал в этом проклятом месте, навеки привязанный к убогому замку и клочку земли, где покоилась женщина, что была так добра к своему палачу. Внезапно меня обуяла ненависть.

– Не понимаю, почему раз за разом я возвращаюсь сюда. Ты мертва! Ты не сумела спасти себя, а меня не спасешь и подавно. Не понимаю, откуда в тебе столько доброты и почему я обречен до скончания дней вымаливать у тебя прощение. Твой муж лишил меня отца! Из-за него моя мать нежится в объятиях этой скотины! Око за око! – Мой душераздирающий вопль огласил окрестности. – Почему ты не повела себя по-другому? Почему терзаешь меня даже из гроба?

Я уставился на серый могильный камень с горьким осознанием, что эта женщина будет преследовать меня вечно. Из всей плеяды убитых мной лишь ее образ запечатлелся в памяти. Мать Анники не молила о пощаде. Не плевала мне в лицо. Она смирилась с неизбежным, смирилась с палачом и приняла смерть так, словно жаждала ее многие годы.

– Временами у меня самого возникает такое чувство, – доверительно поведал я. – Чувство, что лучше умереть, чем околачиваться здесь. Но знаешь, если рай и ад действительно существуют, едва ли мы встретимся за чертой, когда пробьет мой час.

Я позволил единственной слезинке скатиться по щеке и посмотрел на надгробие. Перед глазами вновь возник ее облик – такой отчетливый после знакомства с Анникой. Они обе навечно останутся в моей памяти.

Не убегать, не оглядываться, не оправдываться. Эти заповеди выручали меня в прошлом. Значит, нужно придерживаться их и в будущем. Я вытряхну из Анники информацию, чего бы это ни стоило. Скручу ее в бараний рог, но не ударю в грязь лицом. Я сам загнал себя в угол, мне и выбираться.

Не встретив на обратном пути ни единой живой души, я ворвался в замок, спустился в подземелье и, сорвав с крюка ключ, сунул его в замочную скважину. Сквозь прутья решетки различался силуэт Анники. Она, сгорбившись, сидела на кровати, подтянув колени к груди. При виде меня пленница встрепенулась. В ее взгляде по-прежнему сквозила печаль, но теперь к ней примешивался вызов, от которого мне сделалось не по себе.

– Не передумала? – плотно затворив за собою дверь, спросил я.

– Я не в настроении разговаривать, особенно с тобой. Убийца!

Слово ранило больнее меча, оставившего на моей груди глубокий порез.

– Мне больше по вкусу считать себя наемником. Да и зачем ворошить прошлое, ведь с тех пор между нашими народами не возникало трений. По-моему, прогресс налицо.

– Сказал человек, похитивший меня и погубивший моих телохранителей, – фыркнула она.

Мне едва удалось удержаться от смеха – меткое замечание!

– Послушай, ваше высочество…

Анника мгновенно вспылила:

– Перестань глумиться! Титул достался мне от рождения, не я выбирала его. Так хватит порицать меня за знатное происхождение.

– Ты же порицаешь меня за мое. И презираешь мой народ настолько, что считаешь нас недостойными наших собственных земель, а сейчас и вовсе…

Забыв про кандалы