Служа другим. История врача-онколога, ставшего пациентом - Андрей Павленко

Из интервью Анны Павленко-Гегечкори Онкологическому информационному сервису ToBeWell

Важно знать

Андрей разговаривает с коллегой (К), вернувшимся из США:

– Это будет очень интересно.

К: Интересно, что это такое, технологии, все равно они по-другому работают, что говорить? Зашли мы, посмотрели там, конечно. Всех тех больных, которых я там видел в реанимации, мы бы даже на операцию не взяли.

– Они все такие?

К: Там их много, если сделал сердце – все, получилось, а потом выхаживание в реанимации тяжелых, то есть после реанимации работает их море, и не волнует! Там один день стоит на наши деньги 90 000 рублей. Ты себе представляешь, да, они там месяц-полтора, то есть, деньги вообще не считают. Вообще не считают.

– А у них как это получается, страховая оплачивает?

К: Конечно. Страхуются все, а я их спрашиваю: вы со страховыми компаниями общаетесь? А они: нас не интересует, мы – консилиум: сели, написали все, а дальше пусть страховая с администрацией больницы разговаривает. Может быть, раз за всю жизнь кто-то подошел и сказал, что дорогое лечение. То есть в реанимации там дедушки, бабушки по 80–90 лет, у нас бы все это… Технически вот мы то же самое делаем, такие же руки, у нас такие же команды классные, денег не хватает! Просто не хватает денег.

– Я знаю это все. Потому что, по большому счету, если сравнивать реально чисто мануальный навык, разницы нет никакой.

К: Все те же мини-доступы, все мы делаем, все! По времени то же самое. Разговариваем на одном языке, то есть… Ну что говорить, протезирование клапана аортального у них стоит в 10 раз больше, чем у нас. Я пересчитал – в 10 раз дороже! Хотя у них должно быть дешевле. Все же расходники американские у нас, у нас дороже должно быть, а не у них. Куда эти «в 10 раз»? Конечно, зарплаты врачам, медсестрам. У нас народу очень мало вообще. Там, в операционной – кто там пробирки берет, кто там переносит, короче, что-то там народу просто… А там всем платят, то есть все у них неплохо. Поэтому на лечение там ничего не жалеют. Не экономят там, вообще ничего не жалко, вообще. То есть они за каждого больного рубятся, за каждого своего жителя. Ну что я тебе рассказываю? Что я тебе рассказываю-то?!

Андрей

Что происходит, если к нам приходят больные, например, из регионов? Мы – федеральное учреждение, но мы не можем, и не только мы, а даже специализированные онкологические учреждения федерального значения не могут часто проводить химиотерапию людям из регионов. В этих центрах также может не быть препаратов, может быть сильная загруженность отделения, и поэтому, как правило, больной получает консультацию и два варианта дальнейших действий. Либо он оперируется сразу, но мы знаем, что в некоторых ситуациях это может ухудшить его прогноз. Либо больному даются подробные рекомендации с расписанной схемой и методикой проведения химиотерапии, и больной отправляется в свой район для проведения этих трех-четырех курсов периоперационной химиотерапии. Поэтому мне сложно что-то советовать, надо решать индивидуально.

Если вам категорически отказывают в таком лечении по месту жительства, а вы понимаете, что у вас действительно такая ситуация – третья стадия, которая подлежит предоперационной химиотерапии, и вам аргументировано не могут объяснить, почему они не хотят ее проводить, тогда, наверное, надо искать финансовые возможности для закупки препаратов, ехать в те клиники, где вам ее проведут платно. Эта схема, на самом деле, не самая дорогая, стоимость одного цикла химиотерапии порядка 24 000 рублей, если мы берем с вами нормальные, действующие рабочие препараты, плюс койко-день, плюс возможные осложнения. В итоге для стандартного больного это может оказаться довольно дорогим удовольствием. Если мы с вами берем 4 курса, надо ориентироваться – вместе с госпитализацией и лечением возможных осложнений – на 150 000–200 000 рублей. Я не могу советовать: брать кредиты – не брать кредиты. Тут каждый должен сам определить свои финансовые возможности и принять для себя какое-то решение.

➧

Можно ли найти хорошего, действительно профессионального хирурга-онколога в регионе? Тоже проблема, но, возможно, не очень большая, потому что сейчас довольно много форумов пациентов в Интернете, и люди делятся своими впечатлениями о том или ином докторе.

Можно ли полностью понять, насколько профессионален доктор, исходя только из одного отзыва больного? Думаю, нет, потому что это большая проблема, часто больной может не знать о том, какой объем операций был выполнен врачом, как он его выполнил, и поэтому больной не может знать, насколько профессионален этот доктор. Он может быть очень обходителен, очень деликатен и вежлив, но в то же время не быть профессионалом, к сожалению. И обходительность не является критерием, на который стоит ориентироваться.

Мне кажется, наше профессиональное онкологическое сообщество должно в конечном счете прийти к полноценному хирургическому аудиту и постепенно, поэтапно – диспансер за диспансером, онкологическое учреждение за онкологическим учреждением – проверить компетентность всех хирургов, которые допущены к выполнению онкологических объемов. Это еще одна моя мысль, еще одна моя идея – независимый хирургический аудит, который выполняла бы абсолютно никаким образом не связанная с Минздравом независимая комиссия экспертов. И я тоже буду развивать эту мысль и двигаться в этом направлении. Надеюсь, очень скоро вы узнаете о том, что такая комиссия уже существует. Она могла бы существовать на основе государственно-частного партнерства: например, фонд государственного медицинского страхования мог бы заключить контракт с этой организацией и получить не просто формальную запись о том, что в каком-то учреждении есть такие-то нарушения, а получить объективные данные о компетентности тех или иных хирургов в конкретном регионе.

➧

Что должен знать больной, прежде чем идти на операцию, и какую информацию он должен получить? Ну, во‑первых, он должен четко понимать, что любое хирургическое вмешательство, любая операция может осложниться, любой нормальный грамотный хирург начинает разговоры с больным именно с этого объяснения – что, к сожалению, никто не застрахован от осложнений. И нет хирургов, у которых нет осложнений. Их не существует. Поэтому это первое, что должен понять больной.

Второе – он должен обязательно уточнить, как часто хирург делает операции, подобные той, которая планируется. Потому что это будет косвенным признаком того, что хирург является экспертом в этой области.

Что еще нужно спросить? Как долго и какой режим будет у него после операции – тоже важная информация. Как долго ему придется лежать, когда ему можно будет вставать, что ему можно будет приносить из еды, когда он начнет есть и так далее. Все эти нюансы тоже довольно важны.

На мой взгляд, основная информация, которую также важно получить больному, это то, какой будет объем операции и почему. Например, больному планируется какой-то нестандартный объем – с чем это связано и так далее. Вы всегда можете попросить: «А не могли бы вы нарисовать мне схему нашей операции?» И нормальный хирург доступно и схематично нарисует очень подробную схему того, что он будет делать, и как он будет делать, и что в результате должно получиться. Я уверен, что эта информация будет очень полезна для вас.