Женщина с большой буквы Ж - Эльвира Барякина

– А что будет с кошкой, если она нажрется сгущенки? – спросил Зэк.

– Попа слипнется. Заодно у Агнессы решится проблема кошачьего туалета.

…Сначала Пи-Пи бегала по пирсу, потом каталась на качелях, потом лепила куличики.

– Все-таки детям нужен воздух, – сказал Зэк, блаженно обмахиваясь бейсболкой.

Пи– Пи зачерпнула пригоршню песка и посыпала себе на голову.

– А-а-а! – взвыла я. – Прекрати сейчас же!

Зэк сунул мне бутылку воды.

– Надо ей голову промыть!

Полностью очистить ребенка от песка нам не удалось.

– Ты коза! – бушевал Зэк. – Привели тебя на пляж, хотели тебе океан показать… А ты…

– Кушать! – перебила его Пи-Пи.

Мы расположились у линии прибоя. Зэк усадил ее на полотенце, я достала ложку и яблочное пюре.

– На, ешь!

Пи– Пи смотрела на меня доверчивым взглядом.

– Давай, за маму, за папу! Тебя что, как маленькую покормить?

– Ага!

Пи– Пи открыла рот, как галчонок, и закатила глазки. Я попыталась сунуть ей ложку пюре, не попала и капнула на кофту.

– Блин! Да что ты делаешь?!

– А что я – специально, что ли?

– Ы-ы-ы! – Услышав наши слова, Пи-Пи зарыдала и аккуратно сложилась пополам: лицом и грязной кофтой в песок.

…– Ты знаешь, кажется, я придумала, где нам взять няньку, – сказала я, когда мы подошли к машине.

Под дворником на ветровом стекле лежала реклама фитнес-центра:

· современные тренажеры;

· индивидуальные и групповые занятия;

· детский клуб.

Первое посещение бесплатно.

– Детский клуб – это такое место, куда можно сдавать ребенка на время тренировки, – пояснила я. – А тренироваться можно до-о-олго.

Мы сходили на все занятия – от аэробики до танца живота. Пи-Пи тоже была довольна: она научила детей в клубе плеваться. Когда мы ее забирали, у воспитательницы был такой вид, будто она пережила наводнение.

– Нам у вас очень понравилось, – сказал Зэк. – Мы обязательно придем еще раз.

[1993 г.]

Муж № 2 завелся у меня в 1993 году.

В сентябре я получила письмо от бабушки Вероники Захаровны:

«Я собралась помирать, у меня все готово, только тебя нет».

Ниже мне повелевалось прибыть на ее день рождения.

…Москва изменилась, как меняются люди, пришедшие с войны.

Деньги исчислялись в тысячах. В переходах расцвели ларьки. По улицам ходили деловитые батюшки в болоньевых куртках поверх подрясников.

Несмотря на твердое намерение помереть, бабушка заказала мне кучу таблеток от ее любимых заболеваний.

– Если что, завещаю их Таисье Петровне. Таечка мне тоже дает свою гомеопатию попробовать.

В бабушкину квартиру уже понаехало огромное количество родни, и мне пришлось остановиться в гостинице. Я понятия не имела, что подарить, – идти с одними таблетками было неудобно.

– Купи что-нибудь вкусное, – посоветовала мама. – Сейчас в Москве с продуктами напряженка – вот и побалуй старушку.

С утра я отправилась на рынок, где мне удалось раздобыть синюю птицу счастья – прекрасную курицу-аскетку. До метро «Баррикадная» я добралась безо всяких приключений. Вышла на свет божий… И тут меня остановил дядя в каске и с автоматом.

Он посмотрел на куриные ноги, торчащие из пакета, и потребовал паспорт. Рация на его груди забубнила.

– Второй слушает! – отозвался дядя. – Да, поймал какую-то суку. Она еду в Белый дом несет.

Из его слов я поняла, что в Москве произошел антиконституционный переворот и что враги засели в Белом доме.

– Слушайте, я иду кормить бабушку, а не ваших врагов, – сказала я. Но страж демократии не поверил.

На наши крики слетелось еще несколько вооруженных орлов. Мне сообщили, что я шпионка, предатель Родины и продажная женщина. Но тут их позвали кого-то бить, и они, забрав мою курицу и таблетки, исчезли за поворотом.

Я отошла в сторонку, села на лавочку и принялась рыдать.

– Хочешь водки? – спросил меня кто-то по-английски.

Лука Готфри делал деньги на войнах и революциях. Чуть где жопонька произойдет – он хватал камеру и мчался все фотографировать. Симки его печатались по всем центральным СМИ – от Fortune до Los Angeles Times.

В Россию Лука приехал с неделю назад. Профессиональное чутье подсказывало ему, что жопонька не за горами, и он целыми днями носился вокруг Белого дома, щелкая конную милицию и баррикады. Изъятие курицы тоже было заснято во всей красе.

Мы сидели на лавочке, хлестали водку из горла и закусывали батоном. Утешая меня, Лука много говорил и махал руками. Большой, загорелый, чуток пузатый и в дымину пьяный… Стрижка смешная – что-то вроде каре на пробор.

Батон и водку ему подарил какой-то социально активный студент и велел пить ее «для тепла и храбрости».

– Очень хорошие люди здесь живут, – сказал Лука. – В прошлом году я снимал бунт черных в Лос-Анджелесе, думаешь, мне кто что поднес?

Он нравился мне до умопомрачения. Бывают такие уютные люди – с ними тут же море становится по колено. Я смотрела на него и гадала по пуговицам на его куртке: пристать, не пристать, пристать, не пристать, пристать… А вдруг он подошел ко мне только потому, что «некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки»?

– Мне пора, меня бабушка ждет, – сказала я, поднимаясь. Нужно было уйти, пока он не протрезвел.

– Я тебя провожу, – с готовностью отозвался Лука. – А то здесь сейчас опасно ходить: кругом патрули.

У бабушки тем временем собралась вся родня. Дядя Володя пытался смотреть телевизор, чтобы «знать, что происходит в стране», но тетя Вика постоянно загораживала ему экран, а бабушка так громко описывала будущие похороны, что все равно ничего не было слышно.

После рассказа о случившемся Лука был принят в семью.

– Ты хоть и вражья морда, но все же порядочный человек, – говорил дядя Коля и дружелюбно бил Луку по спине.

Тот ничего не понимал, но тоже бил дядю Колю. Весь мир казался ему раем: хорошие люди рядом, государственный переворот под боком – что еще надо для счастья?

Бабушка вытащила меня в коридор.

– Женатый? – спросила она, показывая глазами на Луку.

– А я откуда знаю?

– Ну и балда, что не знаешь! Мужчинка видный: глянь, как котлеты ест, – любо-дорого посмотреть.

Домой нас с Лукой никто не отпустил.