Одиночка - Аврора Майер

уйдёт, нужно больше времени. Может, с кем-то ещё познакомится. В любом случае вам повезло, у вас очень хороший сын. Его любят дети, а ведь их не обманешь. Кстати, как он там?

- Роман жуткий однолюб, если что-то или кто-то ему нравится, то на всю жизнь. У него всё нормально, идёт на поправку. Рвётся домой, а я говорю, чтобы полежал подольше. Всё же лучше под присмотром. Торопится, как всегда.

Он улыбнулся. Поговорили ещё на отстранённые темы. Мою историю он тактично не спрашивал, а у меня желания изливать ему душу не было. Всё как в дешёвом бульварном романе, так примитивно и мерзко, что даже вспоминать не хочется. Он не настаивал, но, наверное, догадывался.

К вечеру он уже потихоньку ходил, и меня отпустили домой отдохнуть.

Глава 24. Не один

Роман

Всё хуже некуда. Я жив, ещё и чувствую себя опять ущербным, неспособным на самые простые манипуляции. Жить не хочется ещё больше. Но, с другой стороны, в больнице не так уж и плохо. К вечеру палата до отказа наполнилась калеками всякого рода, и, по крайней мере, стало не так тоскливо, как дома. У каждого своя проблема, сумасшедшие родственники, превращающие пребывание в больнице в настоящий балаган. Рядом со мной лежит какой-то дедок, выглядит совсем плохо. Я не ошибся. У него рак, но ко всему прочему воспалился аппендицит. Сделали срочно операцию. У его кровати сидит аккуратненькая бабулька в светлом платочке. От неё веет умиротворением и спокойствием. Она не паникует и не устраивает истерик, всё делает размеренно, внимательно выслушивая доктора. Наверное, давно уже смирилась с диагнозом… Редко среди пожилых людей встретишь таких. Очевидно, не в первый раз они в больнице, и поэтому всё по отлаженной схеме. Даже позавидовал этому старичку. Если посмотреть с другой стороны, не всё у него так уж и плохо. Днём был поглощён наблюдением за этой парочкой. Как ни странно, при всём ужасе их ситуации, они вызывали у меня зависть.

Начиная с вечера, бабулька прямо вслух негромко начала читать молитвы. Это было странно и как-то необычно, никогда не видел, чтобы так делали. Сначала меня это жутко раздражало и возмущало, голова раскалывалась напрочь. Меня тошнило, и даже были какие-то галлюцинации. Я из последних сил себя сдерживал, чтобы не наорать на божий одуванчик. Но где-то внутри хотел дополнительных мучений, вдруг мозг не выдержит такой нагрузки и я всё же умру. Бред. Но в два часа ночи даже такие идиотские мысли воспринимаешь всерьёз. И вот я лежал и намеренно вслушивался в звуки, от которых становилось всё хуже и хуже. Кажется, у меня даже поднялась температура, но звать на помощь не было даже в мыслях, всё из-за той же глупой надежды умереть. В какой-то момент, глубокой ночью просто вырубился от бессилия и переутомления.

Проснулся от того, что вокруг кто-то постоянно ходил и суетился. Открыл глаза и понял, это всё не в мою честь, а я уж было подумал, что всё-таки умер. Бабулька ждала кого-то, наверное, врача. Что-то дедку стало совсем плохо. Он лежал бледный и, по-моему, в отключке. Я, если честно, с радостью поменялся бы с дедом, он хоть кому-то нужен, и дети, наверное, есть, которые будут по нему горевать. Но…. Лежал и не спешил предпринимать какие-либо действия, тело чувствовало былые удары, и шевелиться лишний раз совсем не хотелось. В палату вошёл человек во всём чёрном. Это был священнослужитель с серьёзным и сосредоточенным лицом. Совсем молоденький, наверное, только после духовной семинарии. С собой он принёс аромат ладана, и сразу вспомнилось про Бога. Батюшка поприветствовал всех и направился к старушке, которая очень тихо что-то ему говорила. Я пытался вслушаться - не получалось. Потом он подошёл к тумбочке между нами и начал делать необходимые приготовления. Сам не ожидая от себя, спросил его:

- А что вы будете делать?

Он посмотрел на меня спокойным и смиренным взглядом: 

- Готовлю всё для святого причастия.

Я верил в Бога где-то в душе и не сомневался, что он есть. Но в церкви за свою жизнь был всего несколько раз, их можно было пересчитать по пальцам. Мы с Олей были даже обвенчаны, но это только потому, что ей так хотелось. Однако сам не знаю откуда, я чётко знал, что такое причастие и для чего оно нужно, хотя в жизни этого не делал. Может, Оля или родители что-то говорили об этом, уже не помню. И сейчас я осознал, что очень-очень хочу причаститься, не зная подробностей, следуя только инстинктам. 

- Святой отец, а могли бы вы меня тоже причастить?

Он посмотрел изучающим взглядом, видимо, пытаясь понять, не является ли это блажью или насмешкой. Но для меня всё было серьёзнее некуда.

- Конечно, только прежде вам надо исповедоваться в своих грехах.

- Хорошо, - не сомневаясь, сказал я. И принялся ожидать своей очереди. 

Сосед исповедовался очень быстро, он мало что мог сам сказать, и в ответ на слова батюшки только кивал. Меня бросало то в жар, то в холод, словно я перед самым важным экзаменом в своей жизни. Судорожно вспоминал семь грехов и какое отношение они имеют ко мне. В какое-то мгновение показалось, что зря всё это затеял, ведь я чуть ли не безгрешен. Ругал себя за то, что привлёк к себе лишнее внимание, и было желание даже убежать, пока не поздно. Однако побег было реализовать очень сложно в моём состоянии. Поэтому старался всё же найти в себе силы и дойти до конца! Но как только батюшка подошёл ко мне и накрыл каким-то специальным покрывалом, дал разрешение на исповедь, из меня, словно поток горной воды, вырвались все слова, которые, возможно, всю жизнь ждали этого момента. Слёзы, раскаяние, обида - всё перемешалось. Не знаю, многое ли понял из того, что я сказал, священник, но, по-моему, суть не в этом. Ему, может, и не надо вникать в детали, но мне главное - расставить все точки над «i». Я закончил, поцеловал библию и не знал, что ещё нужно. Дальше батюшка читал молитвы, я лежал, полностью обессиленный и эмоционально, и физически. На автомате открыл рот, что-то проглотил и на благодарственной молитве уже провалился в сон.