Фантастиш блястиш - Григорий Аркатов

– Уже, – и двинулся дальше.

Я наивно предполагал, что неподалеку нас будет ждать машина, но это так и осталось глупой надеждой. Мы шли и шли, и интуиция стала подсказывать, что нам вовсе не обломится пересесть на четырехколесный самокат.

– Только не говори, что у нас опять пешая прогулка, – обратился я к предводителю.

– А у тебя с этим проблемы? – спросил Давид.

– Нет.

– Тогда шагай и не скули. Тут недалеко.

Как оказалось понятие «недалеко» крайне растяжимо.

И все же прогулки рано или поздно заканчиваются.

– И где мы? – спросил я, рассматривая невзрачное здание, перед которым мы остановились.

– Следственный изолятор.

Если до этого мне и было что-то непонятно, то это показалось невзрачной песчинкой на фоне внезапно возникших обстоятельств.

– Ты псих? – вырвалось из меня в отсутствии других слов.

Меж тем Давид был безмятежен и непоколебим.

– Ты сказал, что собираешься устроить меня на работу….

– Сказал.

– Тогда что мы делаем здесь?

– Устраиваем тебя на работу.

– В тюрьму?

– Именно.

В таких случаях обычно говорят, что либо лыжи не едут, либо с головой совсем плохо.

Однако нервы сдавали исключительно у меня, а вот Давид был вполне рассудителен и сосредоточен.

– Нужно подождать пять минут, а потом мы сможем пройти через проходную.

Переполох в моей башке усиливался, и от того с языка срывались глупости.

– Зачем?

В этот момент Давид видимо решил, что пора раскрыть карты, иначе дальше будет совсем сложно что-либо предпринять.

Оторвав взгляд от тюрьмы, и повернувшись ко мне лицом, он сказал то, что понравилось мне еще меньше, чем его молчание:

– Там за этими стенами скрывается человек, являющийся причиной твоих бед. Это по его приказу разнесли липовую лабораторию и взорвали притон Петрульдиуса, это из-за него твой приятель Толик оказался в больнице, это он захотел смерти Лавринова и многих других, это из-за него ты скрываешься от закона….

Давид говорил еще долго. Я его слушал и местами даже понимал, однако одно оставалось для меня загадкой:

– Но чего ты хочешь от меня?

– Ты должен остановить это здесь и сейчас.

– Остановить что?

– Стук его сердца.

Хотелось поскорее сойти с ума, только бы не слышать чужого безумия. Я огляделся по сторонам и попытался понять, какого лешего мне надо в этой жизни. Этот секрет всегда таился в далеких уголках Вселенной, но одно я знал точно. Это никак не было связано с чьим-либо убийством.

– Иди к черту, – сказал я и сделал шаг в сторону.

Мне вслед раздался спокойный и самоуверенный голос Давида:

– Ты можешь уйти и никто не в праве тебя остановить. Но подумай обо все тех людях, что стали его жертвами, и подумай о тех, кто может ими стать, если здесь и сейчас ты струсишь.

Я сделал еще один шаг и остановился.

– И нельзя никак иначе? – последовал мой вопрос.

– А ты считаешь, я об этом не думал?

Мое молчание стало венцом моих размышлений и терзаний.

– Нужно торопиться. Сейчас или никогда.

Но для меня принять такое решение было непросто. Ведь я же был всего лишь студентом, лабораторной крысой, которая время от времени пыталась подзаработать. И не ради какого-то там безграничного богатства, а просто чтобы выжить.

– Так что?

Последний червь сомнений был раздавлен тяжестью воспоминаний последних дней.

– Хорошо. Скажи, что от меня требуется? – спросил я, обернувшись.

Наши глаза встретились в новой череде испытующих взглядов.

– Ты уверен? Потом будет поздно что-либо менять.

– Уверен, – ответил я.

– Тогда нас ждут.

Несколько метров отделяли нас от входа в следственный изолятор. Нам удалось преодолеть их в мгновение ока. Как только обычную дверь осталась позади, мы оказались в крохотном предбаннике. Сбоку можно было обнаружить укрытое массивной решеткой маленькое оконце, из-за которого кто-то выглядывал.

– Вы к кому? – спросил голос, едва слышный по вине множества преград.

– К Гватемалу Таркелаедовичу, – ответил Давид и просунул в оконце паспорта.

Я не стал спрашивать, откуда у него паспорт с моей фотографией и именем какого-то Вальдемара. Это было неуместно, да и был ли смысл. Пока я обсуждал этот вопрос сам с собой, а Давид созерцал неровности побелки стены, наши документы долго и пристально изучались, просматривались под всеми видами светового излучения и оценивались по голограммам. Когда исследователи перепробовали все методы проб и ошибок, то принялись вносить записи в бесчисленное количество журналов и тетрадей. Спустя полчаса мы все еще стояли у оконца и ждали.

– Возьмите, – сказал голос, и чья-то рука протянула нам документы на вход и паспорта.

Пропуска представляли собой мятые бумажки небольшого размера, на которых было через копирку накалякано нечто.

– И что дальше? – спросил я.

– Не стоит переживать, – ответил Давид.

Раздался звуковой сигнал и мой тюремный проводник дернул за ручку огромной стальной двери. Так мы оказались в следующем помещении, представлявшем собой что-то наподобие промежуточной станции. Оно было ограничено стальной дверью, что пропустила нас внутрь после долгих бюрократических проволочек, и стальной решеткой впереди. Как только дверь позади нас захлопнулась, последовал новый сигнал и решетчатая створка распахнулась.

– По одному! – предупредил мужик в спецовке.

Первым прошел Давид, вежливо захлопнув за собой створку. И пока он представлял смотрителям пропуск и сдавал на хранение телефон, мне приходилось скучать, стоя за решеткой. На радость мне этот пропускной пункт не строчил многотомных отчетов, и вскоре мне посчастливилось стать следующим. Ну а напоследок нас обоих пропустили сквозь металлоискатель. Правда, зачем непонятно. Про звеневшие металлом ключи никто не спросил, и мы пошли дальше.

– Нам на второй этаж, – предупредил Давид.

Несколько прыжков по ступенькам доставили нас в сумрачный коридор.

После малого количества секунд борьбы с беспамятством Давид указал направо и добавил:

– Нам туда.

Нырнув в еще большую темень, он постучал в одну из дверей.

– Войдите, – коротко и ясно послышалось в ответ.

Давид повернулся на миг ко мне лицом (его все равно не было видно из-за непроглядной темноты коридора) и сказал: