За далью волн - Роберт Линн Асприн

— Ну хорошо, но откуда тебе ведомо про этот потайной ход в мужских банях? — насмешливо поинтересовался Питер. Этот вопрос он задал, чтобы хоть как-то расквитаться за допущенный промах.

— О Господи! Ты совсем, как Кей, выспрашивающий у кузнеца, куда тот потратил деньги! Когда я была маленькая, я много где бывала из любопытства.

Она тряхнула головой, и вышло это у нее вполне искренне. Ланселот отвернулся. Аргументы Анлодды его совершенно не убедили.

«Нас уже двое, — подумал Корс Кант. — Тех, кто полагает, что под твоей устричной раковиной прячется не просто устрица».

Тепидарий размерами оказался намного скромнее кальдария. Здесь было всего несколько сидений. Пол был покрыт одноцветными, желтоватыми плитками. Сквозь прорези в крыше в тепидарий проникал предрассветный сумрак. На стенах были нарисованы складчатые занавесы. «Ну вот теперь хотя бы ясно, какое время дня сейчас, — облегченно подумал Корс Кант.

Ланселот возглавил процессию и вышел во фригидарии. Анлодда шла рядом с ним. Слишком близко. Бард закусил губу.

Во фригидарии оказалось холоднее, чем в первых двух банных помещениях. Здесь не было ни светильников, ни фонарей. Корс Кант поежился. На оштукатуренных стенах он увидел нарисованные резкими, холодными мазками картины. Одна из фресок изображала горы, покрытые снегом — может быть, то были Ганнибаловы Альпы. Атакующее войско сопровождали невероятные гигантские создания — наверное, те самые боевые слоны, про которых рассказывал Кей. Потускневшие от времени фрески трудно было разглядеть в тусклом сумеречном свете.

«Скоро рассвет», — думал бард. Его зазнобило — только от чего, он сам не мог понять. Не то действительно от холода, не то от воспоминаний о кошмарном путешествии по царству Плутона.

Наконец они вышли через открытую нараспашку дверь в последнюю комнату — раздевалку, которая по-латыни называлась «аподитерий». Но Анлодда этого слова не знала, хотя оно было знакомо любому цивилизованному римлянину.

Находясь так далеко от центра мира, в далеком Придейне — Британии, насколько они могли считать себя цивилизованными? «Быть может, мы сами себя обманываем? Играем в цивилизацию, как дети играют в Антония, Октавиана, Цезаря?» Корсу Канту впервые стало по-настоящему страшно. Бывало, что происходило что-либо совершенно невероятное, если люди ухитрялись забывать про различия в положении между ними. Но смогли ли бы он и Анлодда, дикая кимрская принцесса-убийца, когда-нибудь жить под одной крышей? Корсу Канту пришлось наблюдать за обычаями язычников с тех пор, как при дворе Артуса появилась принцесса Гвинифра. Но эти обычаи пугали его. И он отнюдь не был уверен, что сможет свыкнуться с дикарскими обычаями Харлека — варварского Севера, где, если верить молве, дети рождались с кинжалами в руках. «А я слишком римлянин, я слишком цивилизован. Я страшусь ада, страшусь гнева римского Бога Христа, который настигнет меня, если я восприму варварские обычаи».

Корс Кант опустился на пол, прижался затылком к стене. Он вспоминал Каэр Камланн. Принцесса Гвинифра перепрыгивала из одного ложа в другое, нисколько не переживая за свою репутацию, за свою гордость и даже за своего супруга, Dux Bellorum. «Право гостя», — так она объясняла свое легкомыслие, и привечала любого миловидного короля любого микроскопического королевства или кантрефа Британии.

Она танцевала обнаженной при луне, а иной раз — и при свете дня! Ей не было дела до наук, до послушания. Она только искренне поклонялась Афродите, которую звала Бригит.

А вдруг Гвинифра была колдуньей — ведь именно это утверждали некоторые. Она была так неусидчива, у нее ни на что не хватало терпения! Бард мог голову дать на отсечение — Гвинифра никогда в жизни не выучила наизусть ни единого стихотворения, ничегошеньки не ведала ни о Гомере, ни о Вергилии. Она даже легенды своей родины — и те помнила едва ли: о Пуйле и Придери, о Рианнон, о Бранвэн, о страшной войне между островами, о пире после того, как была найдена голова Брэна.

Корс Кант вздрогнул и очнулся. Он, оказывается, задремал. Миновало какое-то время, но пока маленький отряд не покинул бани. «Наверное, будем ждать рассвета», — решил бард.

Ланселот крадучись вошел в предбанник и знаком велел всем прислониться к стене. Дверь на улицу была из прочного дерева, но за годы рассохлась и неплотно прилегала к косяку. Сикамбриец осторожно потянул дверь на себя. Корс Кант вместе с Анлоддой стояли совсем рядом. Наконец барду удалось впервые взглянуть на захваченный ютами Харлек.

Бард удивленно заморгал. На землю уже легли длинные рассветные тени. «Боже мой, да я ведь и правда проспал какое-то время!» Храбрые защитники Харлека уже куда-то спешили по своим делам мимо обгоревших остовов домов, стараясь не смотреть на пепелища. Казалось, им и дела нет до обгоревших развалин.

— Богородица, спаси нас! — неожиданно вырвалось у барда. — Ваш народ так равнодушен!

Он почувствовал, как напряглась Анлодда. Она сейчас напоминала надутый воздухом бычий пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Она холодно, отрешенно проговорила:

— Эти безродные ублюдки могли бы драться.

— Может, они и дрались, — пожал плечами Ланселот и внимательно посмотрел на Анлодду.

«Он, наверное, боится, что сейчас бросится на своих сородичей с кинжалом», — подумал юноша. Он и сам не без волнения наблюдал за девушкой.

— Мы готовы? — спросил Кей, не спуская глаз с Анлодды. Та глубоко вздохнула и медленно-медленно выдохнула. Распустила шнурки бледно-голубой сорочки и вытащила завернутую в промасленную тряпицу карту. В вырезе сорочки на миг стали видны ее груди, и Корс Кант жадно уставился на то, дотронуться до чего ему, быть может, было никогда не суждено. А Анлодда спокойно развернула свиток, не то понятия не имея о той буре чувств, какую вызвала в душе юноши, не то совершенно к этой буре равнодушная.

Она только едва заметно самодовольно усмехнулась. Ее гнев унялся или она сдерживала себя. Указав на какое-то место в словесной карте, она проговорила:

— По-моему, вот тут написано: «Покои сенаторов». Я права? Вот они. По крайней мере были тут. Я начну читать отсюда. Ну да, если бы только я умела читать по-гречески. — И она указала на дымящиеся развалины на противоположной стороне улицы.

Корс Кант начал переводить по памяти, не спуская глаз с почерневших от копоти полуобрушившихся стен. Сначала он говорил сбивчиво, но вскоре заговорил быстрее:

— Улицы.., вокруг бань.., узки и кривы, тут полным-полно нищих и калек, чьи приставания и уродства.., являются дьявольскими произведениями извращенных ритуалов.

— Корс, но ты же не смотришь в карту! — воскликнула Анлодда и, медленно шевеля губами, прочла несколько строк. Она покраснела. — Но ты совершенно прав. А как это ты ухитрился читать, не глядя?

— Читать? Но ведь я уже прочел эту карту!

— Когда?

— Когда попросил ее у тебя. Прошлой ночью. Анлодда подбоченилась и угрожающе сдвинула брови.

— Да ты ее в руках держал всего-то несколько мгновений! Как же ты смог запомнить…