Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

— О Аллах всеведущий! Уродец прав! У парня вырезан язык. Наверное, был чересчур наглым, как все неверные.

— Именно так, именно, сиди Маруф ибн Абрам! — Маленький, вертлявый мусульманин, которому Шрамоглаз поручил продажу рабов, подскочил к ним. — Аллах милостивый, милосердный покарал его.

— Кто ты? — требовательно спросил толстяк. — Я тебя не знаю.

— Зато я знаю тебя, о сиди Маруф! Да и любой, увидев тебя, понял бы, кто перед ним! — расточал мед проворный человечек. — Мое имя Реда Али. — Поверенный Шрамоглаза скрестил руки на груди и поклонился с благоговением, достойным восточного деспота. — Мне даны полномочия продавать этих великолепных рабов по бросовым ценам. Никогда еще ты не мог купить такой хороший товар так дешево.

— Это мы сейчас проверим. — Сиди Маруф опять бесцеремонно раздвинул зубы Альбу. — Не знаю, не знаю… Раб, который не может говорить, имеет большой недостаток. Я не могу послать его на базар за покупками. К тому же меня стали бы раздражать издаваемые им звуки.

— Посмотри, зато у него безупречные зубы. К тому же подумай: немой раб — это, может быть, и недостаток, но это же лучше, чем раб чрезмерно болтливый.

Сиди Маруф его почти не слушал. Не обращая внимания на блошиные укусы, он ощупывал мускулы на руках у Альба. Они его вполне удовлетворили, и он долго не мог от них оторваться. Потом его жирные руки прошлись по верхней части туловища немого, выискивая узлы, опухоли или иные образования, исследовали подробно кожу на предмет шрамов или замаскированных ран, нажали на печень, желудок и селезенку, а также на каждое ребро в отдельности. Ничего не обнаружив, толстяк дошел до пупка и, не стесняясь, спустился ниже, в пах.

— У него нет переломов, — довольно констатировал он.

Альб издал протестующий звук. Толстяк на него никак не отреагировал. Теперь его жирные ручонки возились с половыми органами раба.

— Ну, конечно, колбаска у него в кожуре, как у всех неверных! Какая гадость! Да покарает Аллах этого человека!

— Пощему? — не выдержал карлик. — Ты нищем нелущще, только потому, что твоя голая!

Сиди Маруф недовольно засопел:

— Молчи, урод, ты разеваешь пасть только потому, что тебя все равно никто не возьмет. — Он снова повернулся к Альбу. — Посмотрим, не перебиты ли твои яички.

Удостоверившись, что у немого не было мошоночной грыжи, он исследовал внутреннюю сторону бедер, чтобы проверить, нет ли там вздувшихся вен. Действовал он при этом аккуратно, почти с наслаждением, но не нашел ничего примечательного. С кряхтением выпрямившись, толстяк сказал продавцу:

— В общем и целом парень не производит такого уж плохого впечатления, если не брать в расчет тысячи блошиных укусов. Скажи ему, чтобы он показал мне спину.

Реда Али сделал знак Альбу, чтобы тот повернулся. Немой повиновался.

Сиди Маруф принялся дальше ощупывать невольника, словно жеребца. Не найдя и на спине ничего, кроме шрамов от ударов плетью, он сказал продавцу:

— Пусть с него снимут путы, чтобы он мог широко раздвинуть ноги. А потом пусть нагнется, низко-низко.

Продавец приказал одному из надсмотрщиков развязать веревки и крикнул:

— Давай, давай, голову вниз! Сиди Маруф хочет заглянуть тебе в задницу!

— Совершенно справедливо, именно это я и хочу сделать, — важно кивнул толстяк. — Я не раз встречался с тем, что у раба весь зад в трещинах.

Однако на этот раз Альб, сносивший процедуру с кротостью ягненка, заупрямился. Он ожесточенно затряс головой.

Продавец рассвирепел. Все так хорошо складывалось, и вдруг парень заартачился. Сиди Маруф был зажиточный господин, почему к его имени и прибавляли «сиди», и, похоже, он был заинтересован в покупке. Реда Али зло крикнул:

— Давай, наклоняйся, а не то отведаешь плетки!

Альб продолжал упираться. Анальный осмотр казался ему чересчур унизительным.

Теперь вмешался Витус, лицо его покраснело от гнева. Он и так слишком долго молчал.

— Оставь человека в покое, Реда Али! Представь, что ты был бы на его месте. Не унижай его!

Его поддержал Магистр:

— Прекрати эту недостойную процедуру!

Нгонго хранил мрачное молчание, зато Вессель заорал:

— Хватит! Перестань, в конце концов!

Энано возмущенно открыл свой рыбий ротик, но не успел он выпятить вперед губы и что-то вставить, как громкий щелчок перебил его. Доверенный Шрамоглаза нанес удар девятихвосткой. Не изо всех сил, чтобы не попортить товар, однако достаточно крепко, чтобы на спине Альба появились красные полосы. Удар был хорошо дозированным, что выдавало в Реде Али мастера в искусстве телесных наказаний.

Плетка-девятихвостка была на море самым распространенным инструментом, если нужно было выпороть строптивого матроса. Она состояла, как говорит само название, из девяти веревок, каждая из которых заканчивалась узлом. Провинившийся должен был собственноручно сплести ее перед экзекуцией, чтобы с самого начала у него появилось к ней особенное отношение. Для этого приговоренному надо было расплести канат на три шнура, и каждый из них еще на три, а потом завязать на конце каждого из девяти шнуров мощный узел, чтобы при порке его как следует проняло.

Альб по-прежнему стоял прямо. Он не боялся плетки, он к ней привык. Вообще-то германец был человек кроткого нрава и все в жизни принимал как ниспосланное Богом, но если что-то было ему не по нутру, он становился упрямым, как ишак.

Продавец изготовился для нового удара, но сиди Маруф остановил его.

— Не надо, Реда Али. Я полагаю, что его зад также не вызывает нареканий. Может быть, я куплю его. Впрочем, я еще не уверен, не несет ли немой раб в себе больше недостатков, чем достоинств. Разумеется, многое зависит от цены…

— О цене мы договоримся! — поспешно заверил торговец.

— Да-да, возможно. — Заплывшие глазки толстяка прошлись по жалкой кучке рабов и остановились на Витусе. Белокурый парень, без сомнения, был видным товаром. Фигура его, правда, не так впечатляла, как у негра, но о черномазом не могло быть и речи. Еще недавно у него их было трое, и ничего, кроме неприятностей, они ему не доставляли. Это были строптивые, воинственные забияки, с которыми ему пришлось расстаться. К сожалению, с материальными потерями. Нет, черномазого ему больше в доме не нужно.

То же самое относилось к низкорослому человеку, который постоянно щурился. Что толку от самого лучшего раба, если он ничего толком не видит! Вон стоит еще один мужчина, тоже белокожий и тоже слишком маленького роста. Плохой материал. А уж горбун — купить его было бы непростительной глупостью. Наглый, бесполезный едок, и больше ничего. Да и остальные выставленные на продажу рабы производили довольно жалкое впечатление. Нет, если подумать, купить можно было бы лишь немого да белобрысого. Толстяк направился к Витусу и принялся ощупывать его.