Вспышка. Том 1, 2 - Игорь Хорс

мелькнули окна маленьких домов.

Осталось немного. Поворот, еще поворот. Я торопился. Каждая минута дорога. Только одна мысль сейчас крутилась в голове — чтобы родители были живы и здоровы, чтобы с ними ничего не случилось! Уже не важно, кто из них кто — звероид, зомби. Лишь бы они были дома. И были живы. Я их вывезу из этого города, и смогу позаботиться. Ведь любая болезнь лечится! На любой вирус, в конце концов находится свой антивирус! Разве нет?

Переключая передачи, мне вспомнилось, как начиналась охота.

Первый мне сказал об этом сосед с первого этажа. Довольно отвратительный тип еще в прежней жизни. Скряга и дебошир. Стоял у дверей подъезда, пускал дым. Я по привычке поздоровался. А он вместо обычного «привет», открыл рот, сигарета выпала из пальцев, глаза округлились. А потом я услышал от него испуганный вопль:

— Другой!

Он спрыгнул с крыльца, побежал по газону, оглядываясь и продолжая кричать «Другой! Здесь другой!»

Через несколько секунд он скрылся за углом дома, я слышал эхо его криков.

Мне показалось, что он бежал кому-то об этом сообщить. Кому-то, кому эта информация точно была нужна. Но кому? Был ли у звероидов какой-то главарь? И что, он отдаст команду этим тварям меня… что? Выловить, изолировать, уничтожить? Ведь очевидно же, что они меня боятся. Видят, что я отличаюсь и от зомби, и от них. Другой. Но в чём?

С этими мыслями я залетел в подъезд, еще раз кинув взгляд вдоль дома. Никого не было. Никто, вроде, не следил. Или просто я этого не заметил?

Залетел по этажам до квартиры, вставил ключ в замок, дрожащими руками провернул, дернул на себя. Дверь не подалась.

Черт!

Помедлил секунду, нажал кнопку звонка.

Прижался к двери ухом, прислушался. Послышались шаги. Тихий испуганный голос Маринки.

— Кто там?

— Ты чего закрылась?! — крикнул я.

— Никита?

— Ну а кто же еще! Открывай!

Защелка клацнула, я дернул ручку на себя, на секунду замер, прислушиваясь к звукам в подъезде. Тишина. Быстро забежал в квартиру, захлопнул дверь, закрыл на все запоры. Даже цепочку повесил, которой никогда в жизни не пользовался. Сам себе усмехнулся. Но, прижавшись лбом к двери, выдохнул с облегчением.

— Что случилось, Ники?

Как же меня бесило, когда она меня так называла!

Я повернулся к ней выразить свое возмущение, но, увидев ее глаза, отпрянул к двери, больно ударившись затылком.

Ее глаза были черными, как сама ночь в самом глухом и непроницаемом подземелье.

— Я так переживала за тебя, — начала она, положив руки мне на плечи. — У меня был такой противный день, ты бы знал!

А потом она посмотрела мне в глаза и отдернула руки, словно обожглась, отшатнулась.

— Ты! — только и могла произнести она, пятясь вглубь коридора. — Ты!

— Что я? Что с тобой?

Взгляд ее стал испуганным и растерянным. Она стала крутить головой по сторонам, будто ища выхода. Но выход был один — у меня за спиной. Ну, или с балкона пятого этажа.

— Ну, что? Что ты увидела? — спросил я.

Маринка уперлась спиной в стену, вжалась всем телом, отведя лицо в сторону, задрожала.

— Ты! Другой!

— И в чем же я «другой», а? — я остановился в полуметре от нее. — Почему я «другой»? Что со мной не так?

Она видела, что я не хочу ей навредить, слегка успокоилась, перестала дрожать.

— Ты не такой, как мы, — прошептала она. — Не такой, как все. Ты другой.

— И в чем я другой, скажи! Чем я отличаюсь от вас? От тебя?

— Я… не знаю! — почти выкрикнула она в отчаянии. — Не знаю! Отпусти меня, пожалуйста! А?

Черные глаза ее были испуганы. И это больше выражалось в ее поведении, в движениях тела. Собственно, по этим глазам и не понятно было ее состояние. Это и пугало.

Я прошел налево на кухню, освободив ей дорогу к выходу. О чем я еще мог с ней говорить? С ними со всеми? Хоть с зомби, хоть со звероидами.

Я другой. Ладно. Что это значит? Я не знаю. Я такой один-единственный? Или еще кто-то есть, но я не знаю?

Я сел на стул, посмотрел в окно. Вечерело.

В это время Маринка, смачно ругаясь, справлялась с запорами, цепочками. Через несколько секунд дверь, открываясь, хлопнула. Я услышал, как она, топая по лестнице, кричала:

— Другой! Здесь другой!

Черт, подумал я, это хреново. Если даже твоя подружка считает тебя каким-то особенным и бежит от тебя в страхе.

Я вздохнул, встал и пошел закрывать двери.

Потом прошел в комнату, включил телевизор, полистал каналы, нашел новости.

В мире, в стране все было нормально. Жизнь текла своим чередом. Те же проблемы о пенсиях, оппозиции, санкциях и ответах на них, кризисе в Европе и Америке. Глаза у ведущей нормальные, я даже приблизился к экрану, чтобы разглядеть их, но не смог определить точный цвет — серые, зеленые или карие. Честное слово, белые без зрачков или абсолютно черные видно сразу. И это значит, что во всем мире, кроме нашего городка, все как обычно, ничего не изменилось.

Но, по всей вероятности, это происходило только у нас, в Угорске.

И это началось недавно.

После того, как мы с Глебом нашли этот камень? Или это совпадение? Может, причина этого… заболевания, скажем так, в другом.

Надеюсь, что в другом.

В животе заурчало. Я вернулся на кухню, открыл холодильник. Откуда-то появившийся Васька попросил еды. Я достал из шкафа сухой корм, наполнил ему полную чашку. Подумал, и оставил пакет на полу. Мало ли.

В холодильнике было чем поживиться, спасибо Маринке: она купила пиццу с беконом, пиво в банке, как я люблю. Ждала меня. А я…

А я «другой».

Я взял пару банок, коробку пиццы, еще теплой, сел в комнате у телевизора. С удовольствием насыщая желудок, стал ждать вечерние местные новости. Благодарный Васька улегся в ногах, помял лапами свою любимую подушку, а потом затих, свернувшись клубком.

И я не заметил, как, сытый и полупьяный, задремал.

Разбудил меня мелодичный и настойчивый телефонный звонок.

Я отыскал телефон в скомканном пледе, посмотрел на экран: неизвестный номер, не записанный в телефонной книжке.

Несколько секунд сомневался, но все же ответил:

— Да?

— Никита? — тихо произнесли в трубку.

Не сразу узнал Клавдию Егоровну.

— Да.

— Ты извини, конечно, — продолжала она шептать, — но «скорая» так и не приехала. А Сереженьке все хуже. И я не могу… я не знаю…

В трубке послышались всхлипы и сморкания.

Боже мой, подумал я, как же так?

— Я сейчас