Я иду искать - Алекса Гранд

И я вместе с другими девушками, конечно же, подпадаю под очарование чувственных мелодий, эротично кручу бедрами и выделываю сумасшедшие па. Теряю счет времени, оттираю со лба бисеринки пота и, наконец, выскальзываю на улицу, чтобы освежиться. Бреду вдоль узкой заросшей тропинки и вскоре наталкиваюсь на мерцающий огонек одинокой сигареты.

— Ты же бросил.

Вздрагивая, определяю по едва различимым очертаниям Крестовского и непроизвольно тянусь к его пальцам.

— Бросил. И снова начал. Позавчера.

Каждое рубленое предложение врезается острым осколком в сердце и с особой жестокостью вспарывает еще кровоточащие раны. Воздух неумолимо густеет и становится прохладным, отчего кожа под тонкой рубашкой покрывается мурашками.

И мне срочно нужно выйти из состояния анабиоза и что-то предпринять, чтобы не захлебываться всепоглощающим чувством вины, превратившимся из маленькой горошины в огромный снежный ком. Например, выхватить у Креста сигарету и остервенело ее смять, обжигая пальцы.

— Плохая привычка.

Без доли осуждения во вдруг севшем голосе говорю я и с грустью наблюдаю за тем, как Игнат вытаскивает из кармана джинсов бело-красную пачку и неторопливо подкуривает еще одну папиросу. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и я прекрасно вижу каждое движение Крестовского, записывая мельчайшие детали на жесткий диск памяти.

Щелчок зажигалки. Дребезжащий на ветру огонек. Жадный вдох. Жуткая лиловая гематома. Раздувающиеся ноздри.

— Не притворяйся, что тебе не плевать, Аристова.

Красивая фамилия из уст одергивающего меня мужчины почему-то звучит как самое грязное ругательство и заставляет неуютно поежиться. Прочесать ладонями по предплечьям, пожалеть о принятом решении прогуляться и раскрыть рот, чтобы выдать оппоненту что-то емкое, едкое, язвительное.

Но я не успеваю.

Игнат в один короткий шаг преодолевает разделяющее нас расстояние, швыряет тлеющую сигарету в кусты и выпускает мне в лицо густую струю терпкого дыма, от которого я закашливаюсь.

— Или я ошибаюсь?

Признаться, что мне до сих пор небезразлично, что он делает со своей жизнью? Сказать, что я не хочу быть причиной его срывов и опрометчивых поступков? Что не желаю ворошить прошлое, бить по его самолюбию, толкать на старые грабли? И тем самым собственноручно поднять флаг о капитуляции?

Кусая губы, я глотаю воздух маленькими порциями, наступаю себе на горло и готовлюсь скормить нависшему надо мной мужчине очередную бессовестную ложь. Раскидать нас по разным полюсам, подпитать его ненависть, помочь окончательно вычеркнуть меня из Вселенной Крестовских.

Мешает появляющийся неизвестно откуда барьер, вырастающий размером с Великую Китайскую стену. Не хватает ни уверенности, ни решимости, ни характера. Поэтому я глупо переминаюсь с ноги на ногу, сцепляю пальцы в замок и полузадушено шепчу.

— Мне…

— Лиля-я-я!

Звонкий окрик долетает до окаменевших нас сквозь листву, не позволяя закончить этот нелегкий разговор, и я отмираю. Лихорадочно поправляю волосы, хоть их никто и не растрепал, зачем-то проверяю, все ли пуговицы застегнуты на моей рубашке, и неуклюже пячусь в сторону спасительной дорожки.

— Я первая. Ты потом.

Возвращаю хмурому, словно лютый шторм, Игнату его же фразу и снова сбегаю туда, где все привычно, понятно и просто. Заботливый уравновешенный муж, очаровавший каждого, кто сидел с ним за столиком. Заметно повеселевший Глеб Юрьевич, приглашающий нас на партию в теннис на следующей неделе. Пошатывающаяся именинница, лезущая ко мне обниматься. И ожидающее нас такси, внутри которого темно и пахнет приятной мятной свежестью.

— Устала?

— Немного.

Согласно киваю, хоть Сергей этого и не видит, кутаюсь в его пиджак и замолкаю, потому что в этот момент по салону расползается негромкая меланхоличная музыка, как нельзя лучше гармонирующая с моим разболтанным внутренним состоянием.

Всю дорогу домой я отстраненно смотрю в окно, гоню прочь ненужные мысли и ничего не анализирую. На таком же автопилоте поднимаюсь к себе на этаж, утомленно бреду на кухню и забираюсь на диван с ногами, по самый нос закутываясь в лежащий на подлокотнике плед. Страдаю от жуткой нехватки энергии, не могу пошевелить ни единой конечностью и испытываю к себе неистребимое отвращение за то, что трусливо откладываю назревшую беседу.

Катаю на языке способные смягчить неприглядную ситуацию формулировки, рассуждаю, как с наименьшими потерями подать произошедшее в каюте, и старательно отвожу взгляд, стоит только Аристову покоситься в мою сторону.

Хреновая жена. Паршивая спутница. Худшая, с кем он мог заключить брак.

— Лиль, закрутился сегодня. Забыл сказать.

— Что?

— Завтра улетаю в командировку. Дней на семь-десять. Возможно, придется задержаться.

Наливая кипяток в чайник, невозмутимо делится своими планами Сергей, а у меня огромный камень падает с плеч, в душе проклевываются робкие ростки надежды, и как-то даже становится легче дышать.

Никакого выяснения отношений сегодня. Блаженная тишина. Необходимый тайм-аут. И крепкий здоровый сон, после которого я, возможно, очнусь новым человеком.

Игнат

Сухость во рту. Нарушение кровоснабжения. Тошнота. Головокружение.

Не знаю, что именно выходит мне боком — то ли авария дает так о себе знать, то ли сказываются последствия передозировки общения с Лилей. Но, в любом случае, мое состояние далеко от отметки «приемлемо».

Так что в больничку я все-таки заезжаю, протискиваюсь к рекомендованному Матвеем врачу, минуя очередь, и вскоре получаю совершенно логичный диагноз «сотрясение мозга». Ехидно кошусь на знакомый список медикаментов и прячу рецепт в задний карман джинсов, вряд ли планируя отлеживаться.

Наоборот, на несколько дней ныряю в рабочую рутину по самую макушку и вызываю стойкий нервный тик не только у вздрагивающих при моем появлении менеджеров, но и у непрошибаемого Антона и постигшей дзен еще полгода назад юристки.

«Почему я до сих пор не вижу на своем столе отчета за май?».

«Когда они внесут правки и мы, блин, подпишем этот гребанный договор?».

«Какого хрена ремонт в кофейне еще не начали?!».

«Если я сказал в перекрас, значит, в перекрас. Не обсуждается, Тох».