Люди неба. Как они стали монахами - Юлия Варенцова

– Я стала спокойнее, я ведь была активная до резкости. Если я делала какое-то дело, то отдавалась ему вся, но и окружающих строила. Всю жизнь строила всех и вся, начиная от дочки до окружающих, сотрудников. Я всегда была руководителем. А теперь надо не строить, а любить. И потом, мне очень хотелось стать настоящей монахиней. Я стала себя окорачивать. В самом постриге – таинство, человеку дается нечто. Очень многие люди, которые меня увидели через полгода, говорили: «Ты так изменилась». Дочка тоже это заметила. Я стала спокойней, не стала взрывной. Я срывалась на начальственный тон, но я себя корила монашеством. Ты же монахиня! Ну, что, сдержаться нельзя было? Раньше не было такого повода сдерживаться, а теперь был.

– А сегодня ваша жизнь, в чем она монашеская?

– Жить в миру для монаха очень сложно. Если говорить о спасении, то отец Илий прав, конечно. Можно спастись и в миру, можно погибнуть и в монастыре. Но все-таки в монастыре жить легче. Легче в организации жизни. Все подчинено закону. Все подчинено уставу. Я – системщик, и мне очень важна система. Вот войти в систему и не выходить. Многие любят разнообразие, чтобы в жизни было яркое, необычное, новое. А для меня очень важна и интересна система, в ней я нахожу разнообразие. И в монастыре легче, в миру – сложнее. Даже вот простые бытовые вопросы. Мне приходится самой ходить на рынок, покупать продукты, самой готовить. Достаточно тяжело ходить в храм, ножки болят очень. А надо идти, стоять, молиться…

Но я уже привыкла к этой жизни. Я к ней как-то приспособилась. И близкие помогают. У меня очень много друзей, очень много соратников, которые меня берегут, меня любят. Дочка, внук, зять – они тоже обо мне заботятся, хотя они в другом городе, но довольно часто приезжают, навещают, помогают. Иногда сложно в миру исполнять монашеское правило. Потому что мир, я бы не назвала даже суетой, суета может быть и в монастыре, но вот организация жизни мирской не всегда дает возможность помолиться. Уединиться и помолиться. Мне не хватает этого состояния покоя. Вот этого в монастыре было бы больше.

Пять лет назад матушке Софии снова пришлось стать хорошим психологом – для себя самой. Она узнала, что больна раком.

– Как вы узнали о своем диагнозе?

– Диагнозы такого характера всегда возникают для человека неожиданно. И у меня так же. Я, конечно, переживала, но мне по отношению к другим людям было немножко легче в том смысле, что я много лет преподавала в медицинском училище медицинскую психологию и этику. И, конечно же, там, в одном из разделов, изучалось отношение больного к смерти. Отношение больного к таким заболеваниям, которые подчас неизлечимы или очень опасны. И я прекрасно знала, что существуют три уровня, три условия, при которых человек принимает смерть. Первый – это когда он узнает и думает: «Нет, этого не может быть, потому что душа вечна, и мы не можем»… Человек на уровне подсознания не верит, что он умрет. Он вечен, душа вечна. То есть первый этап – это отрицание. Нет, этого не может быть. Проверили – может быть. Это так. Потом – «Почему я»? У меня вот этого этапа «Почему я» не было, потому что я знала, что он будет. И поэтому я думала: «Да, ну вот. Господь призвал». Но дело в том, что на тему болезни написано ведь очень много духовных книг. И это может быть парадоксально для светского человека, но тема смерти, особенно смерти при длительном заболевании, она считается благодатной для христианина. Почему? Есть время подготовиться для перехода в вечность. И поэтому я даже где-то… нельзя сказать обрадовалась, нет, конечно, я и переживала, что меня потеряют близкие и что они будут страдать. Меня любят дочь, внук. У меня много друзей, мне их жалко было очень, что они будут горевать, переживать. И я этот этап «Почему я» и «За что» понимала: и за что, и почему, и даже была благодарна, что мне дали время подготовиться, но когда уже готовили к операции, все-таки выяснили, что у меня первая стадия, что после операции есть большая надежда, что все пройдет благополучно. Так и произошло.

– Произошло полное излечение?

– Знаете, при онкологии полного излечения не бывает. Меня прооперировали очень удачно, я благодарна хирургам, Сергею Сергеевичу, Екатерине Викторовне. С Екатериной Викторовной мы подружились и до сих пор тесно общаемся. Я к ней обращаюсь за советами в области лечения, а она за духовными советами. И у нас такой прекрасный симбиоз. Я продолжаю принимать препараты, которые поддерживают. Вот уже прошло пять лет – слава Богу, жива, здорова.

Ну, очень интересно связано с моим служением. Меня прооперировали в апреле. То есть буквально полтора месяца, как закончился фестиваль. И я после операции думаю: «Ну как же так? Мне же надо готовить следующий фестиваль, а я же не успею». То есть, когда мне сделали операцию, я уже поняла, что все, надо жить. И потом врачи вселили в меня уверенность: «Если будешь все выполнять, здоровый образ жизни»… И вера, и надежда, конечно. Обо мне очень много молились. И владыка Климент молился. И я думаю, что вот это самое главное условие: молились мои дети, молились мои близкие, молились священники, которые меня окормляют. Молилась сама Пресвятой Богородице. Не раз слезу пролила перед ее иконой «Всецарица».

Врачи обнинского радиологического центра сумели вовремя помочь. Болезнь отступила. Но переживание близости Бога изменило ее жизнь навсегда.

– Вам вера помогала не потерять надежду?

– Написано: «Благодари Господа, если он пошлет тебе болезнь, ты не умрешь внезапно». И вот как раз вот эта вера, уверенность в том, что это и есть благодатная, большая любовь Господа, что он мне ее послал, чтобы я успела приготовиться. Самое главное, что бывает у больных – что они впадают в уныние и отчаяние. Самое тяжелое состояние, когда человек понимает, что близится смерть. А что дает вера – она дает надежду, что ты Бога скоро увидишь, и это уничтожает всякое уныние и отчаяние. У христианина такого отчаяния, как у атеиста – закопали и тебя нет, – такого нет. Да, жалко семью, друзей, свою дачу, жалко цветочков. Но я думаю, если Господь помилует и я буду в Раю, так там еще лучше цветы… Нет, отчаяния точно не было. Ну и не было никакой радости. Поначалу было вообще страшно. Я же не знала, и какая стадия, и как пройдет операция. Но Господь управил. Я уверена, я не думаю, а уверена. И владыка молился, и отец Сергий молился. И у меня очень много знакомых батюшек, они все молились. И друзья, и близкие… пол-России молилось (плачет).

– Теперь, когда удалось излечиться, вы с особенным ощущением живете?

– Не то чтобы произошло полное исцеление, коли все-таки врачи предлагают пить лекарства по-прежнему. Я пять лет пропила. Сказали: «Надо бы попить до 10 лет». Продолжаю принимать препараты. Скорее, произошло исцеление душевное. Когда ты уже пережил один раз близость смерти, то жизнь становится ценнее. Каждый день становится более ценным. Открыл глаза – ой, живу, ничего не болит, никаких особых звоночков нет – какое счастье. Вот этот день еще проживу, вот это лето еще проживу, еще фестиваль проведу, еще конференция будет, еще куда-то съезжу, что-то увижу. Что-то произойдет в моей жизни, будут еще какие-то открытия. Открывается мир, становится более полным – и в этом полнота жизни. Какую-то книжку прочитаю. Мир становится более полным с каждым днем. И вот в этом, наверное, ценность жизни. Вот полнота жизни, которая после заболевания стала более гармоничной.