Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо

чистой красой и блаженством.

Безветренный вершинный регион привлекал его взгляд,

Чьи границы вступали в небо Себя

И погружались к странной эфирной основе.

Квинтэссенция восторга верховного Жизни пылала.

На духовном и мистическом пике

Лишь чуда высокая трансфигурирующая линия

Отделяла от бесформенного Бесконечного жизнь

И напротив вечности давала кров Времени.

Из этого бесформенного вещества Время свои формы чеканит;

Покой Вечного владеет космическим действием:

Многообразные облики Мировой Силы

Черпали силу быть, волю длиться

Из глубокого океана динамичного мира [покоя].

Перевертывая верхушку духа по направлению к жизни,

Она пластичные привилегии Одного посылает

Бросить в действие ее каприза мечты,

Зов его мудрости делает устойчивыми ее небрежные ноги,

Он поддерживает ее танец твердой основой,

Его безвременная неизменность безмолвная

Должна стандартизировать ее творения чудо.

Из незрящих энергий Пустоты

Изобретая сцену конкретной вселенной,

Его мыслью она установила для вселенной место, в ее слепых действиях

Она видит вспышками его всезнающего Света.

По ее воле непостижимый Суперразум склоняется вниз,

Чтоб вести ее силу, что чувствует, но не может знать,

Его дыхание силы контролирует ее моря беспокойные,

И управляющей Идее жизнь повинуется.

По ее воле, ведомый Имманентностью светлой,

Рискованный экспериментирующий Разум

Сквозь неясные возможности путь свой прокладывает

Среди случайных формаций мира неведающего.

Наше человеческое неведение движется к Истине,

Это Незнание стать может всеведением,

Трансмутированные инстинкты — приспособиться к божественным мыслям,

Мысли — поселить непогрешимое бессмертное зрение

И Природа — взобраться к идентичности с Богом.

Хозяин миров, ее рабом сам себя сделавший,

Есть фантазий ее исполнитель:

Она направила в русло моря всемогущества;

Она ограничила своими законами Неограничиваемого.

Ее работы Бессмертный обязал себя делать;

Он трудится над задачами, ее Неведением поставленными,

Скрытый в плаще нашей смертности.

Миры, формы, что делает ее богиня-фантазия,

Свой источник утратили, лежащий на незримых высотах:

Даже разлученные, отбившиеся от своего источника вечного,

Даже деформированные, затемненные, проклятые, падшие, –

Поскольку даже падение имеет свою извращенную радость,

А она ничего не упустит, что служит восторгу, –

Они тоже могли к пикам вернуться или же здесь

Отсечь приговор падения духа,

Свою божественность вернуть конфискованную.

Сразу пойманные в вечного видения взмахе

Он увидел ее гордость и великолепие высокородных зон

И ее регионы, пресмыкающиеся в нижних глубинах.

Свыше была монархия не павшего себя,

Внизу был транс мрачный пучины,

Противоположный полюс или антипод смутный.

Там были абсолютов жизни обширности славы:

Все смеялось в безопасном бессмертии

И вечном детстве души

До того, как пришла тьма и горе и боль рождены были,

Где все могло сметь быть собой и одним

И Мудрость играла в безгрешной невинности

С обнаженной Свободой в счастливом солнце Истины.

Там были миры ее смеха и ужасной иронии,

Там были поля ее пробы, труда, борьбы, слез;

Ее голова лежала на груди Смерти влюбленной,

Какое-то время сон имитировал покой угасания.

Свет Бога она отделила от его тьмы,

Чтобы попробовать вкус противоположностей голых.

Здесь, смешивая в человеческом сердце их тона и оттенки,

Соткала изменчивую композицию его существа,

Его жизни поток, вперед струящийся во Времени,

Его природы постоянную подвижность фиксированную,

Его души движущуюся картинку перемен полного фильма,

Его космос-хаос персональности.

Грандиозная созидательница своим касанием таинственным

Повернула к силе и пафосу самомечту существа,

Страстную игру из его бездонной мистерии сделала.

Но здесь были миры, наполовину к небесам поднятые.

Была там Вуаль, но не Тенистая Стена;

В формах, не слишком далеких от человеческой хватки,

Некая страсть чистоты неиспорченной

Пробивалась, Блаженства изначального луч.

Радости неба могли б стать земли, если б земля была чистой.

Там могли достигнуть наши обожествленные чувство и сердце

Какого-то естественного счастья крайности яркой,

Какого-то трепета абсолютностей Суперприроды:

Все силы могли бы смеяться и забавляться на твердых дорогах земли

И никогда не чувствовать жестокого лезвия боли,

Вся любовь могла бы играть и нигде бы не было срама Природы.

Но во дворах Материи она свои грезы поставила

И ее двери пока закрыты для высших вещей.

Эти миры могли чувствовать дыхание Бога, вершины их посещающее;

Там был некий проблеск каймы Трансцендентального.

Через вековечные молчания белые

Воплощенной радости фигуры бессмертные

Пересекали пространства широкие близко к сну вечности.

Чистые мистические голоса в тишине счастья

Взывали к Любви незапятнанным сладостям,

Призывая ее касание медовое миры взволновать,

Ее блаженные руки — ухватить члены Природы,

Ее сладкую нетерпимую мощь единения –

В свои руки спасительные взять всех существ,

Привлекая к ее жалости бунтаря и покинутого,

Навязать им счастье, ими отвергнутое.

Незримому Божеству брачный гимн,

Пламенеющая рапсодия желания белого

Соблазняла бессмертную музыку в сердце

И будила дремлющее ухо экстаза.

Более чистое, более пылкое чувство там имело свой дом,

Жгущий толчок, который удержать земные члены не могут;

Там дышалось широким, сбросившим бремя просторным дыханием

И сердце спешило от удара к удару восторженному.

Голос Времени Пел о Бессмертия радости;

Вдохновение и лирический крик,

Мгновения приходили с экстазом на их крыльях;

Красота невообразимая двигалась, небесно нагая,

Освобожденная от границ в ширях грезы;

С небес крик Птиц Удивительного звал

К бессмертным народам берегов Света.

Творение прыгало прямо из рук Бога;

Чудо и восторг скитались в дорогах.

Только лишь быть уже было высшим восторгом,

Жизнь была счастливым смехом души

И Радость была царем, с Любовью — министром.

Светлость духа воплощена была там.

Противоположности жизни были влюбленными или друзьями естественными

И ее крайности — гармонии острыми лезвиями:

Поблажка с мягкой чистотой приходила

И вскармливала бога на ее материнской груди:

Там никто не был слаб, поэтому ложь не могла жить;

Неведение было тонкою тенью, защищающей свет,

Воображение — свободной волей Истины,

Наслаждение — кандидатом на огонь неба;

Интеллект был Красоты почитателем,

Сила была рабой спокойного закона духовного,

Могущество свою голову клало на груди Блаженства.

Там были вершинные славы непостижимого,

Автономии безмолвного самоуправления Мудрости

И высокие сателлиты ее девственного солнца,

Освещенные теократии зрящей души,

Возведенные на трон в силе луча Трансцендентального.

Грандиозностей зрелище, греза огромностей

В солнечно-ярких царствах двигались королевской походкой:

Ассамблеи, переполненные сенаты богов,

Жизни могущества царили на тронах мраморной воли,

Высокие власти и автократии

И силы увенчанные, и вооруженные императивные мощи.

Все объекты там великими и прекрасными были,

Все существа носили печать королевскую силы.

Там сидели олигархии Закона природного,

Гордые буйные головы служили одному челу монарха спокойному:

Все состояния души надевали божественность.

Там встречались пылкие взаимные близости

Радости власти и радости рабства,

Навязанные Любовью сердцу Любви, что повинуется,

И телу Любви, под восторженным ярмом удерживаемым.

Все было игрою встречающихся царственностей.

Ибо