Мой дядя Коля: попытка реконструкции судьбы - Михаил Смагин

О «сносной» фронтовой жизни Николая и его товарищей гвардейцев дивизии Родимцева в безымянном «г» (в почтовой карточке от замазанного названия "г. Сталинград" осталась только одна эта буква) узнаём из оперативных документов тех дней.

ВЫПИСКИ ИЗ ОПЕРАТИВНЫХ СВОДОК ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

28 сентября 1942 г. 62-я армия в течение 27.09 вела ожесточённые оборонительные бои с противником силою до двух пехотных дивизий и 150 танков. 13 гв. сд вела безуспешные бои с противником, вышедшим в район Центральной пристани. Части армии понесли большие потери: в 27-й и 189-й танковых бригадах осталось по два танка, в 38-й мотострелковой бригаде осталось 120 человек.

29 сентября 1942 г. 62-я армия продолжала вести упорные уличные бои в Сталинграде, отбивая неоднократные атаки пехоты и танков противника. 13 гв. сд обороняла прежние рубежи.

Из Журнала боевых действий 13 Гв. СД: "Части дивизии, понеся большие потери и утомлённые боями, приказом штаба армии № 171 от 28 сентября 1942 года и приказом по 13-й гвардейской стрелковой дивизии № 31 от 28 сентября 1942 года перешли к активной обороне с задачей: Удержать занимаемый район центральной части города действиями мелких штурмовых и блокировочных групп последовательно уничтожать противника в захваченных им зданиях, продолжая освобождать новые кварталы. Долг каждого бойца и командира, — говорится в приказах- защищать свой окоп до конца, свою позицию, ни шагу назад, враг должен быть уничтожен во что бы то ни стало".

ВЫПИСКИ ИЗ ОПЕРАТИВНЫХ СВОДОК ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

30 сентября 1942 г. 13 гв. сд продолжала занимать прежние позиции и мелкими группами вела уличные бои в центре города с противником, засевшим в отдельных зданиях.

1 октября 1942 г. 13 гв. сд продолжала удерживать занимаемые позиции и мелкими группами вела уличные бои в Сталинграде.

Из Журнала боевых действий 13 Гв. СД: "Боевым приказом штаба армии за № 179 от 1.10, за № 32 от 5.10 перед частями дивизии была поставлена задача: "Прочно удерживать занимаемую часть города, укреплять и совершенствовать свою оборону в противотанковом и противопехотном отношении, каждый окоп привести в опорный пункт, каждый дом — в неприступную крепость". Выполняя поставленную задачу, части дивизии повели большую, непрерывную работу по производству инженерных сооружений и заграждений: устройство и оборудование ДЗОТов и блиндажей, приспособление домов и зданий в огневые точки для станковых и ручных пулеметов, отрывка ходов сообщений, установка минных полей, проволочных заграждений, устройство и оборудование огневых позиций для минометов, орудий ПТО и ПТР, строя и совершенствуя, одновременно, систему противопехотного и противотанкового огня. Все это было направлено на то, чтобы сделать оборону прочной и стойкой, чтобы все попытки фашистских войск не могли сломить нашу преграду и все их яростные атаки разбивались о нашу оборону, как морские волны о гранитный утёс. (Вот ещё одно доказательство того, что журнал писали политработники. Прим. автора.) Вместе с организацией и устройством обороны, части активными действиями мелких штурмовых и разведывательных групп улучшали свое положение и вели разведку противостоящего противника".

Как на деле происходило устройство инженерных заграждений с допустимой долей юмора описано в повести В.Некрасова.

Из повести В.Некрасова "В окопах Сталинграда".

Майор говорит медленно, спокойно, чуть даже ворчливо. Не выпускает трубки изо рта. Водит большим пальцем с коротко обстриженным ногтем по карте.

— Задача простая — врыться, опутаться проволокой, обложиться минами и держаться. Месяц, два, три, пока не скажут, что дальше делать. Понятно? Мамаев занять полностью мы не в силах. Но то, что есть, отдавать нельзя.

Майор отрывается от карты и устремляет на меня свои маленькие, глубоко запавшие глаза. Вынув изо рта трубку, он сплевывает на пол.

— У тебя стариков сколько осталось, Керженцев?

— Человек пятнадцать, не больше.

— Неплохо ещё. Лопаты есть?

С лопатами дело дрянь. Уезжая с формировки, дивизия не успела получить инженерное имущество. А то, что по пути в селах взяли, ржавое, негодное, в первые же два дня поломалось. Кирко-мотыг совсем нет. Со дня на день ждем инженерную летучку-склад, но она застряла где-то на том берегу, и мы ковыряемся найденным среди развалин старьем.

— Обещают сегодня мины подкинуть, товарищ майор, — подымается из угла небритый лейтенант в расстегнутой телогрейке. — Я вчера с начальником армейского склада говорил. С тысячу противопехотных нам дадут. А противотанковые не раньше, чем через неделю.

Майор машет на него рукой, — знаю, мол, садись.

— Нажимайте на окопы сейчас. Пока нет саперных лопат, выкручивайтесь пехотинскими, ничего не поделаешь…

Бойцы молча копают. Слышно только, как лопатой о землю ударяют. Кто-то совсем рядом со мной — в темноте ничего не видно — хрипло, вполголоса, точно упрямую лошадь, ругает твердую, как камень, землю.

— Хоть бы пару кирок на батальон дали. А то лопаты называется. Масло ими резать.

Кирки… Кирки… Где же их достать? Чего бы только я не дал за два десятка кирок! Кажется, никогда в жизни ни о чем я так не мечтал, как сейчас о них. А сколько их в Морозовской на станции валялось. Горы целые. И никто на них смотреть не хотел. Все водки и масла искали…

К концу третьего дня меня вызывают в штаб. Прибыло инженерное имущество. Я получаю тысячу штук мин. Пятьсот противотанковых ЯМ-5 здоровенные шестикилограммовые ящики из необструганных досок, и столько же маленьких противопехотных ПМД-7 с 75-граммовыми толовыми шашками. Сорок мотков американской проволоки. Лопат — двести, кирок — тридцать. И те и другие дрянные. Особенно лопаты. Железные, гнутся, рукоятки неотёсанные. Всё это богатство раскладывается на берегу против входа в наш туннель. Поочерёдно кто-нибудь из сапёров дежурит — на честность соседей трудно положиться. Утром двадцати лопат и десяти кирок-мотыг мы недосчитываемся. Часовой Тугиев, круглолицый, здоровенный боец, удивленно моргает глазами. Вытянутые по швам пальцы дрожат от напряжения.

— Я только оправиться пошёл, товарищ лейтенант… Ей-богу… А так никуда…

— Оправиться или не оправиться, нас не касается, — говорит Лисагор, и голос и взгляд у него такие грозные, что пальцы Тугиева начинают ещё больше дрожать. — А чтобы к вечеру всё было налицо. Вечером, при проверке, лопат оказывается двести десять, кирок тридцать пять. Тугиев сияет.

— Вот это воспитание! — весело говорит Лисагор и, собрав на берегу бойцов, читает им длинную нотацию о том, что лопата — та же