Бедная Настя. Книга 5. Уроки судьбы - Елена Езерская

— Не представляю себе, как такое может быть, — прошептала Соня.

— Любовь зла, полюбишь и Забалуева! — ухмыльнулась Долгорукая.

— Таким образом, — подытожил Андрей, — у нас, осталась только одна надежда — на князя Репнина?

— А князь — удачливый человек? — засомневалась княгиня.

— Михаил Александрович производит впечатление человека порядочного и достойного, — твердо сказал князь Петр.

— Значит, мы поторопились с решением, — скривилась в недоброй улыбке Долгорукая.

— Маменька! Как вы можете так говорить! — воскликнула Лиза и со слезами на глазах выбежала из гостиной…

— Итак, господин Шуллер, вы подтверждаете, что получили фальшивые ассигнации от княгини Марии Алексеевны Долгорукой, кои были переданы ей ее законным супругом князем Петром Михайловичем Долгоруким, о чем он сам заявил на следствии по доброй воле и в чем чистосердечно раскаялся?

— Никак нет, ваша честь, — бойко отрапортовал Карл Модестович, стараясь не смотреть в зал, особенно в ту сторону, где сидел до этого момента довольный собой Забалуев.

Общий ход предварительного слушания поначалу развивался вполне предсказуемо. Князь Петр, ободряемый взглядами своего семейства, в полном составе сидевшего в зале за парапетом, отделявшим зрительские места от судейской части, как и положено, отказался от собственных, данных прежде показаний и заявил о своей невиновности.

Судья принял это к сведению и велел вызвать в зал главного свидетеля по делу — управляющего Корфов. Первые слова Карла Модестовича не взволновали Забалуева — торопясь и путаясь в падежах, тот рассказал, как собирался уехать в родную Курляндию, как зашел в трактир, чтобы купить что-нибудь на дорогу, как был арестован. Но дальше случилось невероятное — Карл Модестович предал его. Предал нагло, на глазах у всех и со всеми потрохами.

Забалуев перестал самоуверенно постукивать пальцами по подлокотнику кресла и воззрился на управляющего, беспардонно выбалтывавшего перед судьей всю подноготную их отношений. Карл Модестович рассказал все о том проклятом дне, когда черт подтолкнул Забалуева сесть играть с цыганом. Рассказал о перстне, который поставил на кон, о сумме долга и угрозе Седого разобраться с Забалуевым в случае неуплаты. А потом дошло дело и до передачи денег.

— Я тогда не сразу догодать, почему господин Забалуев велеть мне немедленно ехать Курляндия, — торопливо объяснял Карл Модестович, — я потом понять — он хотеть меня обман. Он думать — я не вернусь от Курляндия, чтобы уличить его в фальс. Он думать — я бояться, но я не мог молчать! Я не мог, чтобы быть невиновный. Я и сам пострадать! Кто теперь вернет мне мои деньги?

Слава Богу, подумал Забалуев, что судья решил провести это заседание закрытым — Долгорукие были персонами важными, и судья не хотел вокруг сего сомнительного дела лишнего нездорового ажиотажа. Услышав последние слова Модестовича, Забалуев почувствовал на себе взгляд судьи, глупо улыбнулся и пожал плечами — порет немчина чушь, что взять с иноверца?

— Что, однако, побудило вас изменить показания? — спросил судья свидетеля.

— Я иметь совесть, и она не дать мне покой, — скромно ответствовал Модестович, вознося к небу глумливый взгляд.

И тогда Забалуев сорвался.

— Ложь! Это все ложь! Свидетель подкуплен! — возопил он, вскакивая со своего места. — Меня не впервые пытаются оклеветать! И не вы ли, Фрол Прокопьевич, сами были тому свидетелем, когда мне приписывали убийство несчастного барона Корфа?!

— Сядьте, Андрей Платонович, — строго сказал судья, и сам растерянный таким поворотом событий. — Вы утверждаете, что вас оговаривают?

— Да, да, да! — воскликнул Забалуев. — Он лжет, они все лгут!

— Да это вы — первостатейный лжец и негодяй! — тоже вскочила со своего места Долгорукая. — Господин судья, этот, с позволения сказать, человек обманом женился на нашей дочери. Господин Забалуев лгал нам с самого начала нашего знакомства. Он уверял, что богат, желая завладеть приданым нашей дочери, женившись на ней…

— К порядку! К порядку! — велел судья, строго застучав молоточком по маленькому подиуму на столе.

— А вы бы, Мария Алексеевна, помолчали! — не унимался Забалуев. — Сами еще недавно признались в убийстве старого барона Корфа. И, между прочим, муженек-то ваш не случайно от вас в бегах был после того, как вы его, точно зайца, подстрелили!

— Замолчите, мерзавец! — Долгорукая метнулась в проход, явно намереваясь вцепиться в Забалуева.

— Господа, опомнитесь! — судья снова застучал молоточком.

— Это вы, — вслед за матерью воскликнула Лиза, — вы убили цыгана! Я видела у вас кольцо, которое вы отобрали у него. Оно все было в крови! Убийца, убийца!

— Я люблю цыган! — отбивался Забалуев. — Их табор уже не первый год стоит на моей земле.

— Исправник! — наконец, не выдержал судья. — Немедленно разведите их как можно дальше друг от друга! И следите, чтобы они снова не бросились выяснять отношения столь неразумным способом. Охолоните свои горячие головы, господа и дамы, а я на время прерываю заседание, мне необходимо обдумать линию поведения в этой ситуации.

— Господин судья, — рванулся к нему Забалуев, — а чтобы вам правильнее думалось, извольте ознакомиться с этим документом.

Судья кивнул. Секретарь взял из рук Забалуева продолговатый конверт и осторожно вскрыл его. Убедившись, что это всего лишь бумага, он подал его судье.

— Это взятка! Взятка? — обрадовалась Долгорукая, которая не смогла сразу издалека разглядеть содержимое конверта.

— Нет, это официальное письмо с конфиденциальной информацией, и я должен уделить ему самое серьезное внимание, — судья еще раз кивнул исправникам, чтобы следили в зале за порядком, и вышел.

— Вам не дует? — насмешливо осведомилась из своего угла Долгорукая, обращаясь к Забалуеву. — Мне кажется, вас знобит. Однако туго вам там придется.

— Где это там? — словно нехотя поинтересовался тот.

— Да в Сибири! — рассмеялась Долгорукая.

— А я туда не собираюсь, — в тон ей рассмеялся Забалуев.

— Откуда такая уверенность? — хмуро поинтересовался Андрей. — Или вы волшебное слово знаете?

— Не я, господа, не я!

— Перестаньте паясничать, шут гороховый! — прикрикнула на него княгиня.

— Да уж, слаб человек, — равнодушно пожал плечами Забалуев. — В чужом глазу соломинку видим, в своем — бревна не разглядим.

— Полегче, господин Забалуев! — бросил ему князь Петр.

— Это же прямо не семейство, а образец добродетели! Одна соседа отравила, другой мертвым прикинулся, чтобы на стороне погулять в свое удовольствие…

— Замолчите! — оборвал его до этого молчавший Репнин.

— А то — что? Что вы мне сделаете? А? — Забалуев упер руки в бока и с вызовом уставился на Долгоруких.