Император, Бог и дьявол. Фридрих II Гогенштауфен в истории и легенде - Бруно Глогер

Что одному хорошо, другому – смерть, и вот уже вскоре в императорской канцелярии жалобы. В немногих письмах Фридриха к сыну Генрих все равно назывался «carissimus filius» (возлюбленный сын). Однако политика короля, сильно противоречащая имперским планам его отца, и призванная служить только одной цели – приобретению как можно большего числа союзников, – все это придавало этому фамильярному обращению характер пустого эпистолярного клише. Скорость, с которой Генрих забирал под свою власть крепости и прочие укрепления, а также строил новые, и методы, которыми он пытался перетянуть на свою сторону врагов императора или отобрать у его друзей их крепости, как, например, у братьев Гогенлое, – заставляли думать об открытом мятеже. Тогда Фридрих решил опередить сына, которого держал под очень серьезными подозрениями, более оперативно, чем в 1232 году в Чивидале, и для этой цели сам приехал в Германию. В Иванов день (24 июня) 1235 года он созвал праздничный собор во Франкфурте, чтобы привести в порядок запутанные отношения в Германии. Раньше он уже не раз доказывал свое дипломатическое мастерство в тяжелых переговорах. Следуя давно испытанной тактике, Папа должен был бы использовать редкую возможность окончательно отколоть Сицилию от Германии, используя при этом мятежного короля. Но он все же дал заманить себя в ловко расставленные Фридрихом сети. Когда Грегору IХ в очередной раз стали угрожать римляне, Фридрих посетил понтифика в его убежище в Риети, чтобы предложить «защиту» от народа Рима (естественного союзника императора!). При этом он указал, что помощь возможно лишь в том случае, если Папа своей властью откроет германским войскам закрытые ломбардцами альпийские перевалы (это и была собственная настоятельная просьба Фридриха). Это произошло на Троицу 1234 года, а 5 июля Грегор написал королю Генриху письмо, полностью соответствующее планам императора. Там говорилось, что архиепископ Трирский послан огласить папское отречения короля от церкви из-за повторного неповиновения. Все принесенные Генрихом клятвы провозглашались недействительными, а князья призывались служить императору. Слишком поздно Папа узнал, что союз с Генрихом и ломбардскими городами против Сицилии был бы намного выгоднее для его интересов...

Переговоры Фридриха с князьями также были успешны. И все же в сентябре 1234 года в Боппарде Генрих смог наряду с мелкими землевладельцами и министериалами склонить некоторых церковников к открытому бунту против императора. В остальном же он пытался призвать всех «нейтральных» князей и города к возобновлению клятвы верности, которая обязывала к содействию в борьбе против «любого» (т.е. и против императора тоже). Насколько неуверенно он чувствовал себя перед угрозой Франкфуртского суда, видно из письма от 2 сентября к епископу Конраду Хильдесхаймскому. В нем от попытался убедить доверенное лицо Папы в том, что его кажущееся сопротивление отцу на самом деле полностью соответствует планам императора. Однако все доводы, которые он использовал для подкрепления своей тезы (например, победу над партией гвельфов в 1229 году), были лишь половиной правды, так как он скрыл такие важные факты, как клятву в Чивидале или письмо к Папе. Кроме того, он сам мало верил в убедительность таких аргументов, поэтому далее писал в основном о привилегиях, которые собирается дать своим будущим союзникам (прежде всего городам). Однако именно Вормс, где правил преданный ему епископ, не отважился принести клятву верности одному только Генриху. Напрасно король применял самые жесткие военные средства: он осадил город, но со своим войском в 5000 человек достиг столь же малого, как и с помощью дипломатии.

Несмотря на эту неудачу в начале 1235 года Генрих надеялся на новую возможность, так как с чисто военной точки зрения его положение не было безнадежным. Нападение с юга могло быть с легкостью отражено у Альпийских перевалов. Инициированное императором отлучение от церкви не могло пошатнуть позиции короля (это доказывает клятва верности, принесенная многими князьями и городами). Что же касается обвинения в «мятеже», то это нужно было сначала доказать на уровне государственного законодательства. Генрих по закону был избранным германским королем, а не ленником императора, которого обязан был слушаться еще и как отца. Эти отношения между отцом и сыном были самым слабым пунктом в защите Генриха, и с этой точки зрения он склонялся к новым уступкам, хотя последствия такого поведения во Франкфурте могли были быть еще более унизительными, чем в Чивидале. Укрепление своих властных и политических позиций любой ценой все еще казалось Генриху единственно приемлемой линией поведения. В результате последовавшей осенью 1234 года политики лавирования он вошел в контакт со смертельным врагом всех Штауфенов, ломбардским союзом городов.

В июле 1234 года в Ломбардии миланцы напали на союзную императору Кремону и начали тем самым войну. В то же время Флоренция и Орвието ополчились против Сиены. Император хотел, чтобы Папа исполнил нелицеприятную роль посредника, поэтому много месяцев лишь созерцал борьбу, не рискуя опробовать свою власть в северной Италии. Кайзер должен был воспринять как неслыханную провокацию то, что 13 ноября 1234 года его сын послал рейхсмаршала Ансельма фон Юстингена с дипломатом к Ломбардской Лиге в качестве полномочного представителя. Он следовал железному правилу «враги твоих врагов – твои друзья» и хотел заключить с ломбардцами союз. 17 декабря действительно был заключен договор, по которому Милан, Бреския, Болонья, Навара, Лоди, а также маркграф Монферрата признавали короля Генриха и обещали ему в Ломбардии помощь и защиту, в то время как он легализовал Лигу и обещал ей содействие (также и против верных императору городов!) при условии категорического отказа от всех особых прав, полученных городами от прежних императоров.

Этим был перекрыт путь императорской армии с Сицилии. В Германии войско Генриха заняло меж тем выгодное положение боевой готовности между Майнцем и Вормсом. Мешающим фактором было продолжающееся восстание в Вормсе, этом краеугольном камне Лиги. Крепости Пфальца и Эльзаса обеспечивали мощное прикрытия тыла, а маркграф Баденский и дом фон Гогенлоэ были сильнейшими фигурами в этой шахматной партии, поэтому врагов Генрих мог встретить быстрым наступлением. В своих стараниях обеспечить себе безопасность он привлек к делу Францию, когда выяснилось, что вновь овдовевший император претендовал на руку Изабеллы Английской, которую Энгельберт Кельнский в свое время определил для своего подопечного. В то время как Фридриху сопутствовал успех, Генриху, предложившему французскому королю соединить браком их детей, было отказано. Фридрих сумел убедить Людовика VIII в своей неизменной дружбе. В противовес этому произошло примирение между Генрихом и Гвельфом Отто Люнебургским («во исполнение просьбы многих князей»). Старый спор за брауншвайгское наследство должен был быть решен третейским судом князей. Итак, 22-летний король фактически был в состоянии помешать своему отцу вторгнуться на территорию Германии. Однако Фридриху не было нужды собирать войско, хотя уже за несколько месяцев он написал немецким феодалам: «Нет никакого сомнения в том, что прибытие Наше будет счастливым». Он приехал, как будто бы на обыкновенный сейм с восточной роскошью, окруженный блеском правителя, коронованного в Иерусалиме, окруженного легендами императора мира, желающего призвать неверного сына к своему судейскому трону.