Танцующая саламандра - Анна Ольховская

И он стянул с себя джемпер. Явно не из дешевых, сразу видно.

— Не жалко? — Марфа испытующе посмотрела на мужчину. — Ведь кровью угваздается — вряд ли отстираешь потом.

— Не говори ерунды, — отмахнулся секьюрити, поеживаясь в тонкой рубашке. — Это всего лишь тряпка. Лучше показывай, как кота правильно уложить.

— Сейчас придумаем. Мягких еловых лапок принеси, небольших.

Александр в темпе выполнил поручение, и вскоре из джемпера и засунутых внутрь него веток получились вполне удобные носилки. Кота осторожно уложили на импровизированное ложе, Марфа взяла за один рукав, Александр — за второй, и Карпуха поехал домой.

Мне поручили обезвредить Кошамбу — та норовила все время сунуться под ноги, активно мешая.

Пришлось взять ее на руки. А вы знаете, сколько весит мэйн-кун? Да еще и пытающийся все время вывернуться?

Лучше бы я Карпуху несла…

Но до появления подкрепления в лице подчиненных Дворкина, издалека заметивших, видимо, нашу процессию, я продержалась.

А потом уже суета Кошамбы почти не мешала.

Когда наша процессия с шумом ввалилась в дом, навстречу кинулась Моника — до этого момента ее явно удерживала на диване мать. Но когда девушка увидела окровавленный свитер, — да, вещь теперь была испорчена окончательно, у кота по дороге открылась подсохшая рана на боку, — она вырвалась из материнских объятий и подбежала к нам:

— Варенька, ужас какой! Что с бедняжкой? Кто его так?

— Под машину попал, похоже.

— Да где же он в лесу машины взял?

— Не в лесу, в Москве, скорее всего. Или на дороге по пути домой.

— Да какая еще Москва? — недоверчиво фыркнула Элеонора. — С какого перепугу местному коту туда переться? Скорее всего, где-то тут зазевался, за кошками гоняясь!

— Он письмо принес, — сухо сообщила Марфа. — От Пашеньки. В кухню несите его, ребятки, у меня там все отвары и настойки.

— Погодите, как — письмо? — Моника растерянно улыбнулась, словно боясь поверить своим ушам. — Какое письмо?

— А вот сейчас и узнаем — какое.

— От Паши?! — девушка с такой надеждой посмотрела на меня, что у меня запершило в горле и защекотало в носу — верный признак подступающих слез. — Варя, это правда?! Он… он нашелся?

— Мы очень на это надеемся, — я обняла дрожащие плечи Моники.

— Да с чего вы вообще взяли, что кот что-то принес? — поджала губы Элеонора.

— У него на шее — самодельный ошейник из скотча. А внутри видна бумага.

— Ну и что? Мало ли…

— Элеонора, включи мозги, — поморщился Игорь Дмитриевич. — Кому еще придет в голову что-то цеплять коту на шею? Чужому коту? Да и не дался бы он постороннему в руки, верно, Варя?

— Совершенно верно, — кивнула я. — Карпов к чужому не пойдет. Он искал хозяина, и он его нашел. И шел домой, когда его сбила машина. Я вообще не представляю, как он с такими ранами, со сломанной лапой, смог добраться…

Горло перехватило, я сильнее сжала плечо Моники, та — мою ладонь, и вместе мы пошли к кухне, где Марфа как раз занималась котом: смывала влажной марлей кровь, что-то нашептывая при этом. Кошамба сидела на стуле, внимательно следя за манипуляциями целительницы. Дворкин с помощниками скучковались у окна. Увидев меня, Марфа удивленно произнесла:

— А ножницы где? Чего не принесла?

— Ох ты, забыла совсем!

— Какие ножницы? Зачем? — озадаченно поинтересовалась Моника.

— Маникюрные, — я повернулась, чтобы пойти к себе. — Другими ошейник без причинения лишней боли для кота не срезать.

— Я сейчас! — возбужденно вскрикнула девушка, и в следующее мгновение ее рядом уж не было.

А из гостиной донесся возмущенный вопль Элеоноры:

— Осторожнее! Ты мне на ногу наступила!

Через минуту запыхавшаяся Моника влетела в кухню, зажав в кулачке требуемый предмет. Марфа к этому моменту уже полностью очистила шею кота от засохшей крови, и ошейник наконец оказался у нас в руках.

Потрепанный, поцарапанный, соединенный степлером контейнер с жизненно важными новостями. Во всяком случае, все собравшиеся в кухне на это очень надеялись.

Ну, почти все. Элеоноре, похоже, хотелось совсем другого.

Дворкин осторожно, стараясь не повредить, отлепил слои скотча, развернул сложенную полоской бумажку, пробежал ее глазами и облегченно выдохнул:

— От Павла!

— Слава тебе, Господи, — просияла Марфа.

— Что, что он пишет? — Моника стиснула у груди кулачки.

— «Я все вспомнил. Уйти не смогу, пока не вытащу отца. Убежище рептилоидов расположено под землей, где-то в районе старых линий метро, точнее не скажу. Моника, я навсегда с тобой».

— Я знаю, Арлекино, — прошептала девушка, улыбаясь сквозь слезы. — Я знаю…

— Все будет хорошо, доченька, — подошедший сзади Игорь Дмитриевич ласково обнял Монику за плечи и поцеловал в макушку. — Теперь все будет хорошо.

— Молодец Пашка! — оживленно потер руки Дворкин. — Облегчил нам задачу!

— И что он так уж облегчил! — скептически поджала губы Элеонора. — Заброшенные линии метро! А где именно? Под землей Москва изрыта так, что никто толком не знает, что где находится. Даже пресловутые диггеры в некоторые места не рискуют соваться. Там годами можно бродить, причем с риском для жизни!

— И рискнем! — топнула ногой Моника. — Я рискну! Я за Пашей куда угодно пойду!

— А кто тебя отпустит!

— А мне и спрашивать разрешения не надо, я давно совершеннолетняя! Куда хочу, туда и иду!

— Игорь, хоть ты ей скажи!

— Тихо, дамы, тихо! — поднял ладони Александр. — Никто никуда не идет!

— Как это?! — возмущенно нахмурилась Моника. — Вы что, к Паше на помощь не собираетесь?

— Я имел в виду — никто из спасателей женского пола не идет. Мы уж как-нибудь сами со змеями разберемся, по-мужски. Что касается вашего, Элеонора, замечания насчет того, что искать подземный город рептилоидов нам придется годами — вы ошибаетесь. Я уже знаю, откуда мы начнем.

— И откуда же?

— С той станции метро, где мои парни потеряли сегодня утром рептилию. Особенно если окажется, что на работу она так и не явилась. Кстати, вот прямо сейчас и позвоню, узнаю.

Дворкин вытащил из кармана мобильник и начал набирать номер, но его остановила Марфа:

— Вот прямо сейчас ты в ветклинику звони, договаривайся насчет Атоса. Не нравится мне, как котейка дышит, возможно, ребро легкое повредило. Его к врачу срочно надо…

— Да уж, материнская любовь, ничего не скажешь! — съехидничала Элеонора. — Кот ей дороже сына. Хотя что это я — неродного сына. Впрочем, и родной…