Набег - Алексей Витаков

Ахнул выстрел из пушки. Плот находился настолько близко, что щепа от разбитых бревен долетела до стен крепости.

На противоположной стороне, в тыловой части, находился монах Савва. Он знал, для чего татары поднимают гору из трупов животных и убитых воинов. Поэтому соорудил несколько щитов из дубовых досок для себя и Рославы. С большого расстояния мушкет не пробивал доску, пули лишь застревали в ней, а те, что пробивали, уже не имели убойной силы. Когда по пруду двинулась пылающая махина плота, монах поднес огонь к фитилю кожаной пушки и накрыл собой тело девушки. И это не было пустой предосторожностью. Пушку разорвало на две части. Красная, обугленная, она напоминала развалившийся напополам кавказский гранат. Но ядро вылетело, посланное ее энергией. Да так вылетело и ударило по бревнам, что плот подбросило на полметра над водой, он опрокинулся на бок, и весь этот дракон из огня, сучьев и расколотых бревен полетел на тех, кто его породил.

— Зачепа, беги к Терентию да… Ты чего, парень? Никак угорел? — Кобелев тряс за плечо казака. — Эк ты воинство православное! А я те не говорил, чтоб ходил с мокрой тряпицей. Ну, ничего. Сейчас уже успокоится. Нету у них плотов-то боле. Только вот другая беда, парень.

Зачепа реагировал на усилия атамана плохо. Лежа на настиле, он бормотал какую-то несуразицу и, похоже, пару раз просто обмочился.

— Эк ты! — Кобелев поискал глазами есаула. — Терентий, мать твою! Давай ко мне!

— Что ты разгорланился, как петух на жердочке? — Осипов хоть и был в годах, а на второй ярус влетел так, что молодые позавидуют.

— А то и разгорланился. Ты думаешь, они так тебе плоты жгли да пули тратили. Давай, милый, срочно телеги к воротам. Может, не поздно еще.

— А вот как! Ну, понял тебя. Я тоже подумал про порох. Эт они излюбили давненько таким-то макаром.

— Телеги и волокуши и если есть какие бревна, тоже сверху!

— Понял, атаман!

Кобелев не ошибался. Действительно, небольшой отряд турецких подрывников сплавился по реке, чуть выше того места, откуда отчалили плоты, высадился и где кустами, где ложбинами подобрался к самым воротам. Быстро заложив три бочонка с порохом под основание ворот, турки отползли на пятьдесят шагов и, укрывшись в зарослях, подожгли фитиль. Но то ли Недоля сглазила Джанибека, то ли фитиль оказался подмоченным, но с первого раза пламя до пороха не добежало. Это-то и спасло крепость. Терентий с дюжиной казаков успели подпереть ворота с обратной стороны телегами, бревнами и волокушами. Едва успели отскочить и залечь за укрытия, как рвануло так, как будто мать сыра земля с трех китов съехала и повалилась в пучину вселенского моря-окияна. Из щелей между крепостными надолбами полетел белый песок, а потом все разом заволокло. Только гром стоял от падающих и кувыркающихся бревен и досок. Ворота лопнули яичной скорлупой. Наскоро сооруженная баррикада спасла защитников крепости. Бревна не полетели вовнутрь, а образовали щетинистый завал, перегораживая путь в крепость. Пехота может идти на штурм в такой ситуации, но конница опять окажется не у дел. Кобелев снова опередил на один шаг своего соперника хана Джанибека. Еще один этап их противостояния остался за усманским атаманом.

Ближе к утру полыхнул сарай. Забегали стрельцы, гремя ведрами. Угорело залаяли собаки на цепях. Поднялся настоящий шум, как при большом пожаре. Инышка, теперь уже Иннокентий Полужников, в одежде стрельца отодвинул щеколду застенка и ворвался камору.

— Пани, нет времени, переоболакайтеся! — Он бросил стрелецкий кафтан, сапоги и шапку к ногам узницы.

— Что у вас стряслось? — Ядвига продрогшая и потемневшая ликом после допросов еле ворочала языком.

— Бунт, матушка! Стрельцы да ополченцы сильно оголодали. Пошли амбары грабить.

— А ты что же?

— Я за тобой! Давай убежим. Не мил мне свет белый!

Казак не врал. Глаза его горели таким огнем, что не поверить было ему совершенно невозможно. На то и рассчитывали два опытных старых лиса Скряба и Рукавица. Именно использовать чувства молодого человека, отлично понимая при этом, что Полужников задание выполнит. Разрываться изнутри будет, а отчей земли не предаст.

Ядвига пару мгновений смотрела на казака, не шелохнувшись, а потом…

— Давай платье!

Они едва успели выйти из застенка, как на них тут же набросились два стрельца. Для придания ситуации «пущей взаправды» Иннокентий уговорил Скрябу устроить этот «ночной бой».

— А ну, куды, бесово отродье! — Один из стрельцов замахнулся бердышом.

— На кудыкину гору хоровод водить! — Полужников выхватил саблю, отвел удар бердыша, красиво крутнулся вокруг своей оси и оказался за спиной у нападавшего. Затем плашмя влепил стрельцу чуть ниже поясницы.

— А-а, ирод окаянной! — выкрикнул тот и рухнул ничком «замертво».

Второй нападавший резанул воздух над головой казака саблей. Инышка бросился ему в ноги кубарем, эффектно подсек ногой и довершил начатое клинком, вонзив острие в землю аккурат под самым плечом между рукой и туловищем. Стрелец захрипел и очень искусно задергал ногами, словно в судорогах.

— Получите, псы романовские! По коням, пани! У меня всё готово!

Они вскочили в седла и понеслись по темной улице на простор невидимого поля. В спину им неслись проклятия, брань, гремели выстрелы. Через час бешеной скачки Полужников сдержал коня.

— Попридержи, ясновельможная! Коней загоним! А нам еще скакать да скакать!

— Неужели вырвались! Я не могу в это поверить! Как тебе это удалось, Инышка?

— Да и сам не знаю. Со страху чего только не получится! Я вот сказать хотел-то чё. Давеча ведь я пошутил маленько. Инышкой меня в детстве только кликали. А зовут-то меня, ежели по взаправде, Иннокентий Пахомович Полужников! — Инышка проговорил последние три слова с особым чувством гордости.

При другой ситуации Радзивил заметила бы чрезмерное старание казака, когда тот произносил полное имя. Но сейчас, после допросов и даже легкой пытки, она не заметила никакой странности.

— Иннокентий Полужников, значит! Красиво и даже благородно! А ты всегда так говоришь: Ин-нокентий? — Она, улыбаясь, попыталась передразнить Инышку. И от этой улыбки у казака опять захолонуло сердце.

— Эт я от волнения, пани, — ответил Полужников пересохшим горлом.

— Что же ты теперь делать собираешься, Ин-нокентий Полужников? Свои казнят, к ним нельзя назад. Только на службу польской короне остается.

— А мне теперь и некуда боле, как к польскому царевичу. Чудно смотришься во всем стрелецком-то!

Она и впрямь выглядела по-цыплячьи хрупкой в грубом кафтане, в шапке, наехавшей на глаза, в огромных мужицких сапожищах. И от того еще крепче жгло у казака за грудиной.

— Предложить свой меч европейскому правителю всегда считалось высокой честью для витязя! — Она посмотрела на него, слегка склонив голову набок.