Человек для себя - Эрих Фромм

Утверждение о том, что продуктивность есть внутренняя человеческая способность, противоречит идее, согласно которой человек ленив от природы и его приходится принуждать к активности. Это старое предположение. Когда Моисей попросил фараона отпустить евреев, чтобы они могли «служить в пустыне Господу», ответ был: «Вы праздны, всего лишь праздны». Для фараона труд рабов означал создание вещей, а поклонение Господу – праздность. Та же идея используется теми, кто хочет извлекать доход из активности других и не видит пользы в продуктивности, которую нельзя эксплуатировать.

Наша собственная культура, кажется, дает свидетельство прямо противоположного. В последние несколько столетий западный человек был одержим идеей работы, необходимостью постоянной активности. Он почти не способен бездельничать сколь бы то ни было длительное время. Это противоречие, впрочем, только кажущееся. Лень и принудительная деятельность не противоположности, а два симптома нарушения должного функционирования человека. У страдающего неврозом часто наблюдается неспособность работать как основной симптом его заболевания; у так называемой приспособленной личности – неспособность наслаждаться досугом и отдыхом. Принудительная деятельность есть не противоположность лени, а ее дополнение, и обе они – противоположность продуктивности.

Нарушение продуктивной деятельности приводит или к бездействию, или к чрезмерной активности. Голод и принуждение никогда не могут служить условием продуктивной деятельности. Напротив, свобода, экономическая обеспеченность и такая организация общества, при которой труд может быть осмысленным выражением способностей человека, являются факторами, способствующими выражению естественного стремления человека продуктивно использовать свои силы. Продуктивная деятельность характеризуется ритмичной сменой труда и отдыха. Продуктивная работа, любовь, мышление возможны только тогда, когда человек может, если нужно, хранить покой и оставаться наедине с самим собой. Способность прислушиваться к себе есть предпосылка способности слушать других; быть в мире с самим собой – необходимое условие связи с другими людьми.

Как отмечено в начале этой главы, жизненный процесс предполагает два вида отношения к внешнему миру: ассимиляцию и социализацию. Если первая подробно рассмотрена в этой главе[62], то последняя детально описана в «Бегстве от свободы»; поэтому здесь будут приведены лишь краткие выводы.

Мы можем провести различие между следующими видами межличностных отношений: симбиотические, отстраненно-разрушительные и любовные.

При симбиотических отношениях человек связан с другими, но теряет независимость или никогда ее не обретает; он избегает опасности одиночества, делаясь частью другого индивида – или «поглощаясь» им, или «поглощая» его. Клинически первый случай именуется мазохизмом: это попытка избавиться от собственного Я, бежать от свободы, найти безопасность, присоединившись к другому человеку. Такая зависимость приобретает разнообразные формы. Она может рационализироваться как жертва, долг или любовь, особенно когда культурные паттерны узаконивают подобный вид рационализации. Иногда мазохистские устремления смешиваются с сексуальными импульсами, доставляя удовольствие (мазохистское извращение), но часто вступают в такое противоречие со стремлением личности к независимости и свободе, что воспринимаются как болезненные и мучительные.

Стремление к «поглощению» других есть садистская, активная форма симбиотических отношений; она принимает вид разнообразных рационализаций: любви, гиперопеки, «оправданного» доминирования, «справедливой» мести и т. д.; она также проявляется в смеси с сексуальными импульсами в форме сексуального садизма. Все виды садистских побуждений восходят к стремлению иметь полную власть над другим человеком, «поглотить» его, сделать его беспомощным объектом своей воли. Полное господство над бессильным индивидом есть суть активных симбиотических отношений. Подвластный человек воспринимается как вещь, которую можно использовать и эксплуатировать, а не человеческое существо, имеющее ценность само по себе. Чем более эта жажда господства смешана с деструктивностью, тем более она жестока; однако и благожелательное доминирование, часто маскирующееся под любовь, также есть выражение садизма. Хотя благожелательный садист желает своему объекту богатства, власти, успеха, имеется одна вещь, которую он стремится предотвратить всеми силами: обретение объектом свободы и независимости, потому что тогда тот перестает принадлежать садисту.

Бальзак в «Утраченных иллюзиях» приводит поразительный пример благожелательного садизма. Он описывает отношения между молодым Люсьеном и каторжником, который выдает себя за аббата. Вскоре после знакомства с молодым человеком, который только что пытался покончить с собой, аббат говорит: «Я вытащил вас из реки, я вернул вас к жизни, вы принадлежите мне, как творение принадлежит творцу, как эфрит в волшебных сказках принадлежит гению, как чоглан принадлежит султану, как тело – душе! Могучей рукой я поддержу вас на пути к власти, я обещаю вам жизнь, полную наслаждений, почестей, вечных празднеств… Никогда не ощутите вы недостатка в деньгах… Вы будете блистать, жить на широкую ногу, покуда я, копаясь в грязи, буду закладывать основание блистательного здания вашего счастья. Я люблю власть ради власти! Я буду наслаждаться вашими наслаждениями, запретными для меня. Короче, я перевоплощусь в вас… Я хочу любить свое творение, создать его по образу и подобию своему, короче, любить его, как отец любит сына. Я буду мысленно разъезжать в твоем тильбюри, мой мальчик, буду радоваться твоим успехам у женщин, буду говорить: “Этот молодой красавец – я сам!”»[63]

Если симбиотические отношения предполагают близость и интимность с объектом, пусть и ценой отказа от свободы и целостности, то второй вид межличностных отношений базируется на удаленности, отстраненности и деструктивности. Чувство собственного бессилия может быть преодолено отстраненностью от других, которые воспринимаются как угроза. Отстраненность в определенной мере есть часть нормального ритма отношений любого человека с миром в силу необходимости в размышлениях, в изучении и переработке материалов, мыслей, установок. В этом смысле отстраненность становится главной формой связи с другими, своего рода отрицательной связью. Ее эмоциональным эквивалентом является чувство безразличия к другим, часто сопровождаемое компенсаторным чувством занятости собой. Отстраненность и безразличие могут быть, хотя и не обязательно, осознанными; как правило, в нашей культуре они часто скрываются за поверхностным интересом и общительностью.

Деструктивность – активная форма отстранения; импульс к разрушению других возникает из страха быть разрушенным ими. Поскольку отстраненность и деструктивность есть пассивная и активная формы одного и того же типа отношений, они часто смешиваются в различных пропорциях. Различие между ними, впрочем, выраженнее, чем между активной и пассивной формами симбиотических отношений. Деструктивность порождается более интенсивной и полной блокировкой продуктивности, чем отстраненность. Деструктивность есть извращение стремления жить; энергия непрожитой жизни трансформируется в энергию разрушения жизни.