Романтическая комедия - Кертис Ситтенфилд

передачи, а, напротив, сила. И судорожная подготовка за неделю – тоже. Сложности делают нас изобретательными и упорными, придают шоу непредсказуемости, яркости, волшебства. Впрочем, даже через тридцать семь лет находились зрители, не подозревающие, что мы выступаем вживую.

К тому времени я поближе узнала Ноа и видела, как он волнуется, но волнение явно было приятным. А когда они с Эллиотом разыгрывали сценку непонимания, скованность Эллиота (и, честно говоря, средненькая внешность) только усиливали очарование Ноа.

– Приглашенный музыкант сегодня… Ну, тоже я, и впереди у нас отличное шоу. Оставайтесь с нами! – объявил он.

И понеслось! Пегги увела Ноа со сцены. (Есть у меня любимая история, когда одна миниатюрная старлетка на высоченных каблуках закончила монолог, и Пегги просто-напросто посадила ее в большую коляску и увезла с «финишной прямой» на другую сцену.) «НС» частенько казалась мне ускоренной версией самой жизни: не важно, успехом обернулась твоя затея или провалом – все идет своим чередом. Во время рекламных пауз или других скетчей толпы техников в черном спокойно передвигали декорации от предыдущих, разворачивали ковры, переносили диваны и столы, и перед началом каждого номера Пенелопа объявляла в динамик:

– Десять!

А затем:

– Три, два!

И мы снова выходили в эфир.

После монолога Ноа, рекламной паузы и ролика Лианы и Тони пришел черед моего «Сиропщика», и он произвел фурор. Кто бы сомневался! Зато скетч, который меня волновал куда больше, вырезали, пусть и по моей просьбе. Затем настала очередь «Полки в ванной», заменившей «Правило Дэнни Хорста», – получилось довольно остроумно и все-таки блекловато, недоставало работы над сценарием; затем показали как следует переписанную «Монашку и святого отца», и зрители пополам сложились от хохота, увидев Ноа в сутане и пилеолусе, а Вив с невинным видом сыпала грязными двусмысленностями (я поискала взглядом доктора Тео в толпе, чтобы последить за его реакцией). Вики, сестра Ноа, объявила песню «Противоречивая», которую я слышала на репетиции. На сей раз она почему-то навеяла грусть; я даже решила порвать с Джином и в кои-то веки с кем-то встречаться по-настоящему. Не с кем-то из «НС», конечно, и уж точно не с Ноа Брюстером – он же Ноа Брюстер. Просто с человеком, с которым можно лежать на огромной кровати с кучей подушек и смотреть друг другу в глаза.

Потом начался «Новостной отдел», и Дэнни, в каком бы настроении он ни был, не изменял привычной невозмутимости. Помимо шуток Дэнни о текущих событиях в скетче показали отрывок из вымышленной кулинарной передачи, в которой Бейли готовил традиционные блюда Миннесоты (к слову, он и правда из Миннесоты), а под конец вылил огромный кувшин грибного супа-пюре в стеклянную форму с картофельными оладьями – судя по всему, этому фрагменту еще не раз суждено было появиться в программе.

Потом начался «Хореограф»; дрессировщик ждал у сцены со змеей – я-то думала, будет зеленого цвета, как та, резиновая, но на светло-оранжевой чешуе узором переплетались красновато-оранжевые ромбы. Зрители захлопали, когда дрессировщик положил змею Ноа на плечи и отошел, а мое сердце бешено заколотилось. Таким образом я во второй раз полюбовалась прессом Ноа вместе с миллионами других американцев.

Над «Трещоткой» зрители в общем-то посмеялись, однако я чувствовала (как чувствовала, что кулинарное шоу Бейли ждет успех): идея себя исчерпала. Затем Пегги потянула Ноа с третьей сцены на вторую, а сказочные мышки и птички поправили ему грим и переодели его в ретрорубашку мятно-зеленого и черного цветов; на сей раз песню («Ноль «входящих») объявлял Джей, а после рекламы уже пришло время прощаться; Ноа вернулся на «финишную прямую» вместе с актерами и своей группой, всех поблагодарил, и участники крепко обнялись. Скетч Крылатого про одноколесный велосипед вырезали, но «Три тенора» Джозефа, увы, тоже. Дэнни на поклон не явился, и я вышла в коридор искать его в гримерке, а группа тем временем всё играла, и зрители радостно вопили мне вслед.

Один продюсер и сотрудник по костюмам поздравили меня с успехом, и я рассеянно пробормотала что-то в благодарность. Затем постучалась к Дэнни и открыла, не дожидаясь ответа.

Он стирал грим косметической салфеткой.

– Как дела? – спросила я.

– Сама-то как думаешь?

– Если не пойдешь на афтепати, можем пиццы где-нибудь поесть.

Мы встретились взглядами в зеркале, и Дэнни хмуро улыбнулся.

– Не обижайся, но слишком уж ты хлопочешь. «Сынок, жалко, конечно, что тебя не пригласили на выпускной, но куда веселей испечь печенье с мамой и папой!»

– Между прочим, у меня есть классный рецепт овсяного, – пошутила я.

Дэнни даже не улыбнулся.

– Пойду домой, покурю травки и попробую уснуть.

– Напишешь завтра, как себя чувствуешь? – Раньше мы по выходным не общались.

– Ладно, мам.

Перед уходом я похлопала его по плечу.

Актеров, в отличие от сценаристов, на афтепати отвозил шофер на специальной машине – а точнее, здоровенном «Кадиллаке», – вот я и попросилась вместе с Генриеттой и ее женой Лизой. До встречи с ними в гримерке неподалеку от гримерки Дэнни я успела забежать на семнадцатый этаж, сдать свои сценарии плюс забрать черную поясную сумочку, которую носила вместо дамской. Посреди моего стола красовался огромный букет роз коралловых оттенков и чуть тронутой инеем зелени. Пока я доставала большущую квадратную вазу из открытой коробки, в голове мелькнула мысль: наверное, так Ноа благодарит за помощь со скетчем (четыре дня назад, считай, вечность). Не стоило себя утруждать, хотя очень любезно с его стороны…

Записка в прозрачной пластиковой вилочке, спрятанной посреди букета, гласила:

Салли, извини, пожалуйста. Целую, Аннабель

Воскресенье, 1:51

На той неделе официальная афтепати, предваряющая еще одну афтепати и все последующие вечеринки вообще, проходила в фешенебельном французском ресторане. Этажом ниже располагался модный бар – ну, может, модный не по меркам двадцатитрехлетней богемной жительницы Бушуика, но по меркам тридцатишестилетней сценаристки из Верхнего Ист-Сайда вполне. Официальные афтепати всегда казались мне странной смесью рабочей обязанности, горячо необходимой разрядки после тяжелой недели, встречи со знаменитостями и ужином в полвторого ночи.

Почти сразу после приезда Генриетта, Лиза и я взялись за еду (Генриетта как-то сказала, что только на афтепати позволяет себе есть без ограничений) и устроились на диване, где уже сидели Вив, доктор Тео, Бейли, партнер Бейли Стерлинг, Оливер, менеджер Оливера, чье имя я не знала, бывшая девушка Оливера Беттина и двоюродная сестра Оливера, чьего имени я тоже не знала. И даже когда мы с актерами обсуждали шоу – кто запорол слова, кто вышел из образа, чьи скетчи приняли благосклоннее, чем мы ожидали, а чьи нет, – я украдкой поглядывала на доктора Тео и гадала: каково ему сидеть в таком месте в такой поздний час в окружении людей как минимум на пятнадцать лет младше? В общем-то в жизни он оказался столь же красивым, как