Эпохи холст – багряной кистью - Александр Плетнёв

– А что ж так – вся эскадра цела, а вот князь Ливен… какого он звания? Капитан второго… Так вот, все корабли следуют согласно приказу, а «Диана» вдруг столь избита, что капитан второго ранга Ливен бежит в нейтральный порт. Как понять?

– У экипажа «Дианы» и лично Ливена была особая миссия в ночном сражении с миноносными силами противника – отвлекать врага, вызывая огонь на себя. От этого и повреждения крейсера соответствующие, – отчеканил Авелан и коротко, но вразумительно разъяснил тактическую задумку.

Выслушав, император задумчиво покачал головой:

– Пожертвовать лёгкой фигурой?.. А ведь что ни говори – образчик истинного искусства боя. Морского боя.

Гладков опять обратил внимание, что Романов взялся за перо, зачёркивая недавнюю запись.

Постучавшись, вошёл адъютант – срочно был необходим начальник штаба. Пришли новые телеграммы, требующие немедленного ответа.

Государь отпустил Авелана, обратив теперь всё внимание на Гладкова:

– Ваше предложение с «Дианой»?

– Только лишь предложение, ваше величество.

– Надеюсь, исполнение было достойное, а то знаете… – хозяин государства откинулся в кресле, с презрительным небрежением подщёлкнул пальцем лист со своими записями, – наконец, у меня дошли руки до цусимского позора.

Да и вообще, при ознакомлении с «геройствами» некоторых морских (и не только) офицеров складывается впечатление, что большинство выпускников военных заведений только и умеют по ресторациям-балам жалованье транжирить да мундиром щеголять. А как до своего истинного предназначения доходит – защищать Отечество… умирать, в конце концов, не побоюсь столь радикальной апофеозы, так ни умения воевать, ни чести не знают. Слыханное ли дело флаг Андреевский спускать, а вражеский, макак богопротивных, поднимать!

Романов постучал пальцем по терзаемому листу:

– Все эти господа более не продвинутся по служебной лестнице! Будут тянуть службу в лучшем случае на второстепенных ролях. А кого и разжаловать потребно. И пусть они не совершили ещё той трусости, что сделали там – у вас… веры им нет!

Только тут Александр Алфеевич, приглядевшись, прочитал во главе императорского списка фамилию Небогатова, начертанную размашисто, словно со злостью. А внизу вполне разобрал недавно внесённое и наскоро заштрихованное…

«Это он и Ливена хотел… Круто. Так тогда в этот перечень – вторым столбиком некомпетентности и бестолковости – тех, кто посылал эскадры на обречённую бойню. Впрочем, так ли уж обречённую, при правильном подходе к делу? Учиться военному делу надо настоящим образом, господа офицеры. Изучать матчасть и противника».

– Тот же контр-адмирал Небогатое, – между тем рек царь, – показал себя как хороший организатор, умеет проводить учебные стрельбы, образцово перегонять эскадры? Пусть ему! Но в бой его посылать я теперь бы поостерёгся. Вечно ему быть на втором плане, в тыловом обеспечении.

– Он помимо своей воли был выставлен перед неисполнимыми условиями, – понимая, что это в принципе не его дело, Гладков всё же решил занять маленькую оппозицию, – спас от бесполезной смерти многие жизни.

– По уставу ещё Петра Первого, сдача в плен корабля, не потерявшего возможности к сопротивлению, не может быть оправданной ни при каких обстоятельствах. Сдача в плен – несмываемое бесчестие и позор русскому оружию! На столетия! Они военные. Их долг был умереть, если ничего другого нельзя было сделать!

Окончательно впавший в раздражение император встал, подойдя к окну, заложив руки за спину.

Постояв так буквально минуту, успокоившись, он неожиданно заговорил более грудным и подрагивающим голосом:

– Много раз перечитывал всё то – полученное из ваших источников. Отдельное спасибо за то, что предоставили разные мнения, как оправдывающие, так и оскверняющие. Это по-честному.

Я много думал. Вывод…

Не мог я отказаться от престола. Не в той ситуации.

Пусть бы в другой раз, при иных, более благоприятных обстоятельствах, но не мог я оставить в трудную годину войны государство без руководства. Должен был понимать, что это приведёт к анархии, к разгулу и гибели. Что, собственно, и произошло!

Допускаю, что меня допекло. Держали под арестом, давили.

Допускаю, что меня шантажировали (голос дрогнул) семьёй. Но…

Но там что-то говорилось о подписи карандашным грифелем… а я никогда!..[11]

А значит, документ об отречении чистая подделка.

Романов повернулся к застывшему от таких излияний гостю из будущего. Вскинул подбородок:

– А значит, и я не сдавался! И готов был умереть.

Утро застало эскадры, боевые отряды и отдельные корабли основательно разбросанными по акватории Жёлтого моря.

Броненосцы Хэйхатиро Того действительно оторвались от русской эскадры настолько, что с «Микасы» дымы русских едва угадывались на горизонте.

Хотя командующий Объединённым флотом и подумывал послать какой-нибудь быстроходный крейсер посмотреть – кто это там такие!

Ночью японскую эскадру атаковали русские миноносцы, не особо рьяно и совсем уж малым количеством боевых единиц. Тем обидней было, что «Сикисима» каким-то случайным образом поймал торпеду, потяжелев на пятьсот тонн воды, получив крен, спрямлённый контрзатоплением. Теперь броненосец немного задерживал эскадру, поддерживая всего двенадцать узлов.

Впрочем, Того на большее в маршевом эскадренном движении пока не рассчитывал. Пользуясь утренним затишьем на море, он даже позволил на целый час застопорить ход, чтобы на «Сикисиме» исследовали повреждение (удар пришёлся на уровне ватерлинии, расколов бронеплиту) и провели работы по заделыванию сравнительно небольшой пробоины.

Русские потеряли всего один миноносец, который под утро обнаружили крейсера контр-адмирала Дэва, со мстительным удовольствием добив, даже не сделав попытки заполучить трофей (впрочем, ввиду угрозы русские всё равно открыли кингстоны).

Остальных и след простыл.

* * *

Первая Тихоокеанская эскадра с рассветом удачно собралась в колонну, подтянув отставший хвост, собирая всех «своих», кто заплутал впотьмах.

Ночью корабли продолжали проводить ремонт, но со строжайшим запретом – не шуметь, чтоб ни звука! Наводя порядки только в глубоких утробах броненосцев.

Все внешние разрушения, те же дыры в изуродованных дымовых трубах, стали латать лишь поутру.

Несомненно, стоит отметить, что успешно удалось решить проблему остойчивости «Пересвета», принявшего много забортной воды в подбашенное отделение носовой башни, залившей в том числе отсек торпедного аппарата.