Ты умрешь красивой - Юлия Лист

class="p1">– В свое оправдание могу лишь сказать, что другого способа поймать этого извращенца не было. Он ничем себя не выдает, очень осторожен, богат и имеет связи. Полиция против него бессильна.

– А Кристоф… твой дядя, полицейский… окружной комиссар! – всхлипнула Вера, понимая, насколько она одинока в своем провале. – Он знает?

– Конечно же, знает!

– И он одобрил все это?

Эмиль ответил не сразу.

– Да. Но вся ответственность на мне. Если что-то пойдет не так, я останусь виноват. Ты можешь написать на меня заявление, и он его сам примет. Послушай, – Эмиль сжал ее руку, – я готов был пустить к нему в постель Зою. Она сама это предложила. Эта охота – по сути, ее идея. И живцом должна была стать она. Но Куаду чертовски осторожен. Наверное, узнал, что она моя сестра… Не вышло. Он не поддался. А с тобой получилось. Но… боюсь, мне придется остановиться. Я не могу позволить тебе пережить ужас той ночи, когда они посвящают девушку в королеву.

У Веры кружилась голова. Все было каким-то нереальным.

– А собаки настоящие?

– Мы не можем знать наверняка, рассказы девушек, опоенных наркотиками, могут быть неточными.

– То есть вы можете ошибаться насчет него?

– Нет, Вера, нет! Включи голову. Он их как перчатки меняет. Ты одна из многих!

Вера отодвинулась… Она стала вспоминать их первую встречу, его книгу, которую она читала запоем, сидя на подоконнике в парадной, вечернюю прогулку по Лувру, картину Ватто, его рассказ про то, как художник любил устраивать костюмированные вечеринки. Неужели правда? Эрик Куаду всего лишь больной на голову извращенец?

Так не хотелось расставаться со сказкой, в которую она попала. Все, о чем она мечтала, – продлить до бесконечности это парение. Собрать из льдинок слово «Вечность».

– Почему ты вдруг спасовал? – спросила она гробовым голосом. Подступило чувство обреченности. Она понимала, что это точка невозврата.

Эмиль опустил голову, мотнул ею, не ответил.

– Скольких своих ассистентов ты погубил?

– Что?

– Алексей про тебя все рассказал.

– Что? – На лице его было неподдельное недоумение. С минуту он сидел, сведя брови и что-то припоминая. – Ты о том русском парне?

– Из МГУ.

– А, забыл. Чертов Юбер! Он за моей спиной дал ему денег и попросил наплести на меня всякую ересь, чтобы ты испугалась и сбежала. Парень из «Ботеко» работал там, когда мы заняли угловое здание на Л’Эшикье. Не было других ассистентов! Мне они не нужны.

– Но ты сказал, что он тебе посоветовал взять в ассистентки женщину! – возмутилась Вера.

– Надо же было как-то это обыграть!

– Вы все друг друга стоите.

Вера немного помолчала, а потом спросила:

– То есть я могу лететь домой?

– Да, сегодня же. Только надо подлечить тебя… Отходняк будет такой, что мама не горюй. Уж я-то знаю.

Вера осунулась, вспомнив, что ждет ее по возвращении. Жизнь автомата в окружении манекенов, бесплодные попытки найти себя, метания, страдания – мрак. Нет! Лучше пусть она погибнет в объятиях маркиза де Сада, будет загнана собаками, чем все это.

– Ты трус, – выдавила она с презрением. – Я никуда не поеду.

Эмиль закрыл глаза, опустил плечи.

– Вера, нет, прошу тебя, умоляю!

– Поздно! Моя судьба предрешена.

– Чертов русский фатализм. Прекрати играть Печорина.

– Нет, я не отступлю. Игра продолжается. Либо ты со мной, либо я одна. Я приду в полицию после ритуала… если выживу. Приду и напишу заявление на Куаду.

– Но разве это не покроет тебя и твое имя позором?

– Позор!? Что такое позор в наши дни, битком набитые симулякрами? Это хайп. Я тут же стану звездой!

Ее кулаки стиснулись. «Только посмей, Эрик… – горело в ее голове, – только посмей выставить меня дурой. Я натравлю на тебя всю полицию Франции. Дам интервью газетам, напрошусь на телевидение. Я тебя уничтожу. Уничтожу! Или мы будем любить друг друга долго и счастливо».

– Уходи, – прорычала она. – Убирайся. Занимайте свои посты. Я дам знать по смс, когда настанет день «Х».

Глава 8. Конец истории

Прошло время, и память стала подкидывать вопросы. А он точно сделал с ней что-то нехорошее? Может, мне показалось? Я стал гадать, пришла ли она в себя? А если очнулась, помнила ли о чем-нибудь?

Ее я больше не видел никогда. Зато были другие. Да, спустя некоторое время я вернулся и раз за разом становился свидетелем этой ужасной сцены. Наваленные всюду вещи лавки скрывали секрет помощника антиквара, равно как и мой – невольного свидетеля преступления. Множества преступлений, о которых я умолчал. Я, точно старьевщик, складывал воспоминания в самый потаенный угол своего подсознания, чтобы по ночам вынимать, разглядывать, а потом вновь прятать.

Шло время. Это стало моей обыденностью. Я прозаично размышлял, как восточному пройдохе пришел в голову такой простой фокус? Этот хиляк из Алжира, вечно обнимавший себя за локти, с опущенными в пол глазами монашка… Шло время, и я перестал воспринимать его как Учителя. Я вырос, но зачесывал волосы назад, как он. Одевался, как он, не по моде, предпочитая старомодную классику растянутым пиджакам и брюкам. Вместо Майкла Джексона слушал Баха и Паганини. Отец оставил мне в наследство квартиру, полную книг и пластинок. Я стал учителем, потом профессором, стал преподавать французский язык и литературу, но помнил лавку, даже когда на ее месте открылось кафе.

Я думал, много думал о том, кем я стал. И кем он был для меня. Почему я не мог перестать о нем думать? Может, он был просто больным, а мне нравилось наблюдать за его странностями? Что ему давала лавка? Почему он никуда не уходил со своими талантами? Неужели прельстился лишь заработком? Или возможность отыграться за свое унижение на девушках была верхом его вожделения? Что им движило? Не выдумал ли я его, наделив особенностями, которыми он и близко не владел? Не был ли он моим отражением? Существовал ли на самом деле?

Конечно же, помощник антиквара обратил внимание на меня и мои частые визиты в лавку. Мы даже подружились. Говорили о книгах, о любви, философствовали, обменивались пластинками. Но я так и не решался сознаться, что видел, как он затягивал девочкам корсеты. И не перестал прятаться в завалах антикварного богатства, чтобы получить удовольствие от очередной жертвы своего товарища. Это был мой личный сорт наркотика, опиум, лишившись которого потом долго не мог найти, чем его заменить.

– Ты когда-нибудь думал, каково это – овладеть женщиной, которая бьется в предсмертных конвульсиях? – вот такие были между нами разговоры. Он протянул мне объемный старый том под авторством маркиза