Враг за моей спиной - Александр Афанасьев

Это называется «толерантность». Она заканчивается – для этого пылкого кавказского джигита закончилась – только на пистолетном стволе, смотрящем в лоб. Для меня все это – даже с учетом нашего положения, того что мы действуем вне закона – может закончиться внутренним расследованием и увольнением.

Но мне на это – знаете ли, плевать.

Я не понимаю одно, господа – а я то чем занимаюсь? Я вообще нужен – или как? Когда организовывали Медузу – верней, не само охранное агентство, а то, что за ним стояло и стоит – нас просто собрали, и сказали, что Родина в опасности. Что ни полиция, ни ФСБ уже не справляется с проникновением джихадистов в крупные города. Что в каждом городе миллионнике России – вдумайтесь, в каждом! – существуют нелегальные точки Хизб ут-тахрира и Аль-Каиды. Что в нелегальную террористическую деятельность вовлекают русских пацанов – чтобы устроить потом в стране гражданскую войну. Что диаспоры – отмазывают от наказания своих – убийц, насильников, рабовладельцев – и никто не может ничего с этим поделать. Что с террором – можно бороться лишь террористическими методами, только так это будет эффективно – и я с этим согласен. Что только мы – можем защитить Россию и не допустить, чтобы на месте нашей страны встал Халифат, а наших людей – угнали в рабство.

Кое-кто говорит, что некоторые теракты – а то и большая их часть – это провокации ФСБ, что ФСБ взрывало в Москве дома, что джихадистов надо просто оставить в покое, отдать им Кавказ вообще все что они хотят. Я хочу спросить их: а надписи на стенах в Грозном «русские не уезжайте, нам нужны рабы» – это что, тоже провокация ФСБ? А два десятка тысяч пацанов, которые полегли в Чечне – и это провокация ФСБ, в них провокаторы ФСБ стреляли? Ну же, говорите! Нет?

Я не жду понимания от вас, то, чем я занимаюсь, нормальный человек понять не сможет – но я наверное вправе рассчитывать хотя бы на какое-то понимание от государства. Если оно говорит мне – вот враги, их надо убить – какого черта оно в следующую же минуту говорит этим врагам: ведите себя хорошо и у вас будет все? Я то в таком случае зачем нужен – если есть Олеся, готовая добыча для них? Бросьте ее им – как добрый шмат мяса львам в клетку – и все. До тех пор, пока львы не проголодаются – тогда еще кого-то бросите. Я то вам тогда зачем – дрессировщик с бесшумным пистолетом в кармане…

Или вы думаете, что мне нравится – два раза в день видеть труп с перерезанным горлом? Что я от этого, кайф что ли ловлю?!

– Ты не полицейский, да?

– Что?! – недоуменно спросил я.

– Ты не полицейский – сказала Олеся, она не спрашивала, а утверждала – кто ты?

Хороший вопрос.

– Ты военный?

– Если только солдат невидимого фронта. Я из госбезопасности… – сказал я и совершил очередное, которое уже за день должностное преступление. Намеренная расшифровка перед посторонним лицом – не смейтесь, решения могут быть приняты самые разные.

– А там… ты что делал… Я имею в виду у МакДональдса?

Я пожал плечами.

– Ждал свой завтрак. Так и не позавтракал.

Она вдруг… расхохоталась. А следом – расхохотался и я. Мы сидели в машине на обочине, мимо нас текла светящаяся река, мигая красными стопами – габаритами – а мы сидели и смеялись…

– Что?! – спросил я, вытирая слезы…

– Я… просто я сразу поняла, что ты шпион. Джеймс Бонд. Агент 007.

– Что, так похоже? – спросил я.

И мы снова засмеялись…

Он никогда не любил эту землю – даже когда его отправили сюда учиться, собрав деньги со всех родственников в селе – на взятки, учился он бесплатно, в престижном Институте имени Губкина[22]. В горах – было все своим: нагретый солнцем склон, многосотлетние валуны, к которым можно прижаться щекой, и которые всегда дадут защиту своему, частокол каменных башен, представлявших собой боевые замки для семей и родов. Прилепившиеся к горным склонам домишки, седобородые, важные старики. Большая, черная книга, к которой в селе относились со сдержанным благоговением, и читали каждую пятницу, не совсем понимая, что там написано – но твердо зная, что регулярное чтение этой книги важно для них и для их душ. Поразительная близость всех со всеми, когда родство с людьми ощущаешь буквально кожей, когда каждый из домов готов приютить гостя и отдать ему последнее. Здесь все не так, все по-другому. Вместо интимной тесноты заросших орешником ущелий – бескрайние поля, перелески, просторы, на которых ты теряешься как человек, которые внушают смутное чувство тревоги, чувствуемое как дребезжащая басовая струна. Вместо нормальных, простых и понятных отношений – ненависть, кидки, разводки, продажность. Здесь не было нормальных женщин, здесь были шалавы готовые лечь под кого угодно, вопрос был – за деньги или просто так. Здесь не было друзей – здесь были чужие люди, жадно и ищуще смотревшие тебе в глаза, когда у тебя были деньги и моментально отворачивающиеся, когда денег не было. Здесь не было правды – точнее было их столько, что и не поймешь, какая правда – правда. Да, правильно пел Тимур Муцураев, бард чеченского сопротивления. Лишь джихад, лишь в джихаде жизнь ясна. Только там – он очнулся от морока кафирской столицы, только в лесу, под бомбами он смог стать самим собой и обрести друзей.

А на Востоке, где он сражался и умирал, где он несколько лет просидел в пакистанской тюрьме – его взяли просто так, ни за что (хотя конечно было за что) и выпустили тоже просто так, когда американцы убили шейха Усаму – на Востоке он понял, за что он на самом деле сражается.

За то, чтобы неверные были унижены и уничтожены, а правоверные пришли на их место.

Аятолла Хомейни – да покарает его Аллах[23] – когда ему нужно было свергнуть Шаха – сказал поразительные слова, которые стали жизнью через пятнадцать лет волей Аллаха…

Теперь он знал, какую волю Аллаха должен претворить в жизнь он и такие как он. В чем заключается его акыда.