Бегство от страсти - Барбара Картленд

— Какой ужас! — воскликнула Флер.

— С тех пор я больше не видела Синтию, — продолжала миссис Митчэм. — Она сменила фамилию и опять стала леди Синтия Эшвин — это родовая фамилия Грэнтонов.

— По-моему, я где-то видела ее фотографию, — сказала Флер. — В «Тэтлере» или каком-то еще журнале. Она очень красива, правда?

— Все так говорят. Мне-то эти тощие леди, которые выглядят так, словно их морили голодом, никогда не нравились. У нее было обаяние, и она всегда умела расположить к себе, когда хотела этого. Со мной она была очень мила. Я часто вспоминаю нашу первую встречу.

Норман боялся, что я буду ее шокировать. Он всегда немного стыдился меня. Но Синтия смеялась на все мои слова и, когда уезжала, наклонилась и поцеловала меня.

«Надо нам было раньше познакомиться, — сказала она. — Я умею ценить настоящее, чего не выношу, так это подделки».

При этом она взглянула искоса на Нормана, и я догадалась, что она над ним подсмеивается, но мне это понравилось. У нее были такие непринужденные манеры, сразу видно, что настоящая леди. Она сидела и болтала, и меня подстрекала на разговор, а Норман крутился рядом словно на горячих угольях, как бы я не сказала, чего не надо.

— Не могу представить себе сэра Нормана таким, — сказала Флер, — мне он кажется очень выдержанным.

— Теперь он такой, — согласилась его мать. — Он себя вышколил. Мне всегда казалось, что он очень здорово разыгрывает из себя крупного бизнесмена, знаете, о каких пишут в газетах, — холодного, жесткого, который, не моргнув глазом, в любую минуту готов выписать чек на несколько сот тысяч фунтов.

Флер засмеялась:

— Мне кажется, вы жестоки к своему сыну.

— Разве? — спросила миссис Митчэм. — Что ж, может быть. По-моему, он не похож на человека. Я не выношу эту его заносчивую горделивую манеру. Мне всегда хотелось иметь сына, который вошел бы ко мне, сел на постель и сказал: «Знаешь, мама, а я только что соблазнил горничную!»

— Случись такое на самом деле, вам бы это не понравилось, — строго сказала Флер.

Она знала теперь, что миссис Митчэм просто на себя наговаривала.

— Ну, во всяком случае, это было бы куда лучше, чем жить с монахом, для которого все удовольствие заключается в возне с сальными колесами.

— А дом? — спросила Флер. — Ведь он его по-прежнему любит.

— Не знаю. Иногда мне кажется, что он его ненавидит.

За ужином Флер с новым интересом присматривалась к сэру Норману.

Странно было узнать, что он так много пережил, был женат и потерял жену, что он полюбил дом, где служил мальчиком и стал в конце концов его владельцем. Флер хотелось узнать побольше.

У нее было такое чувство, что все рассказанное миссис Митчэм было основано главным образом на слухах.

Ее интуиция, не нуждавшаяся в подтверждении, подсказывала ей. что сэр Норман никогда не обсуждал ни с кем события своей личной жизни. Все, о чем знала его мать, она тщательно собрала по кусочкам из разговоров свидетелей происшедшего и прислуги.

Сидя за уставленным серебром столом, Флер страстно желала задать сэру Норману какой-нибудь интимный вопрос и понаблюдать за его реакцией, но не решалась — ей было боязно.

Норман Митчэм внушал ей страх. С каждым днем она все яснее понимала, что имел в виду Джек, когда назвал его «неумолимой силой».

В нем было что-то непреклонное, все сильнее дававшее чувствовать себя при общении с ним.

Помимо этого, Норман Митчэм казался очень скучным; с ним было практически невозможно разговаривать.

Флер находила невыносимым длительное молчание за столом и часто болтала — не потому, что ей было о чем говорить, а просто потому, что нервничала.

Она пыталась вовлечь его в разговоры о работе, но он всегда отделывался пустыми фразами, не вдаваясь в подробности, не пытаясь ответить на ее робкие вопросы.

Точно так же он реагировал, когда она восторгалась произведениями искусства, наполнявшими дом.

Иногда он сообщал ей какие-нибудь сведения о той или иной картине, но излагал их как заученный урок, как текст из путеводителя, а затем снова погружался в молчание.

Однажды, когда они сидели за столом, изредка обмениваясь отдельными фразами, Флер вдруг пришла неожиданная мысль.

«По-моему, он меня боится!» — подумала она.

По мере того как эта идея закреплялась у нее в голове, Флер все больше приходила к убеждению, что напала на истину, нашла ключ к характеру Нормана Митчэма.

«Он боится женщин… вообще всех женщин. Хотела бы я знать, как и почему Синтия заставила его так страдать!»

Флер медленно шла по широкой галерее, ведущей в западное крыло дома.

Временами она останавливалась и, добросовестно исполняя свои обязанности, осматривала, нет ли пыли на картинных рамах или креслах, хотя в глубине души знала, что это не более чем притворство.

У нее была другая причина обходить дом, которой она невольно стыдилась. Это было любопытство — любопытство по отношению к бывшей владелице Прайори, жене Нормана Митчэма.

Сама не зная почему, Флер не могла отделаться от мысли о леди Синтии Эшвин.

Она постоянно думала о ней, что она за человек, почему вышла за Нормана Митчэма и тут же оставила его, обрекая себя на изгнание из родного гнезда, с которым была связана вся история ее семьи.

Флер знала теперь, что заблуждалась, восхищаясь вкусом сэра Нормана в свой первый день в Прайори: убранство дома не имело к нему никакого отношения, оно не изменилось с его появлением.

Этот дом был вечным памятником Эшвинам, свыше пяти веков находившимся в собственности их семьи.

Сэр Норман и его мать теперь представлялись ей захватчиками, иногда она испытывала к ним личную неприязнь, особенно к сэру Норману.

Когда он бывал особенно неразговорчив и угрюм за обедом, она представляла себе, как Эшвины, взиравшие на них со стен столовой, презрительно усмехаются, будто спрашивая:

«Что можно ожидать от простого заводчика? Возможно, мы были порочны, но мы знали толк в том, что украшает жизнь. Этот же человек знает только, как заставить вращаться колеса».

Флер упрекала себя за такие мысли; но с сэром Норманом так трудно было иметь дело, что иногда она изо всех сил пыталась скрыть скуку и страстное желание найти собеседника, который разделял бы ее интересы и облегчил бы ее почти невыносимое одиночество.

Постепенно, по мере того как она знакомилась с историей семьи, ею все сильнее овладевало желание узнать побольше о последней представительнице рода Эшвинов, жившей в этом доме… о леди Синтии.

Приняв решение узнать все, что только возможно, Флер начала искать в доме какие-либо признаки ее присутствия.