Дорога к озеру Коцит - Кирилл Каратаев

гордости и осознанию собственной силы. Я всё же уже не тот молодой мастер, которому ещё предстояло постичь всю глубину истинных дорог. Я последний, и, видит пламя, не худший Хозяин Пути. Правда, с недавних пор хромой и усталый как древний вулкан, но всё же я привык, чтобы со мной считались без исключений.

— Что ж, тогда начнём, — мои мечущиеся чувства остались без внимания нового врага, он хотел просто начать. И, увы, он начал.

С потолка посыпалась каменная крошка, стены вокруг нас будто ожили. Я не мог видеть всё происходящее, но память уверенно дорисовывала общую картину. Это существо, которое я никогда не видел, было словно самой горой или её любимым племянником. Оно вливало в мёртвые камни непонятную силу, придавая им подобие жизни. Вероятно, само оно не имело физического облика и оставалось лишь догадываться о том, как увидеть его смерть. Я и не рассчитывал на то, что мне удастся убить моего старого приятеля. Сегодня, как и много лет назад, я предпочту просто отступить, правда, много лет назад это отступление называлось бегством.

Со всех сторон раздавался оглушительный звук, бьющихся друг о друга камней. Прямо на меня из темноты вылетел крупный осколок с острыми краями. Но это был не просто камень, у него был Путь, почти прозрачный, широкий и крепкий, как шея Нар-Дагора. Я отправил его обратно во тьму и ускорил свой хромой шаг. В прошлый раз аналогичная попытка моего оппонента почти увенчалась успехом, тогда только в последний момент я успел подправить направление камня. В двух шагах от меня громко треснула одна из колонн, рядом переломилась другая, грохот рушащихся основ заполнил всё пространство. Местный хозяин решил не растрачивать свои силы на мелочи, он намеревался просто раздавить нас, похоронив во тьме пещеры.

Потолок медленно, но верно опускался на наши головы, и мы еле успевали уворачиваться от падающих со всех сторон тяжёлых валунов. К тому же невидимый дирижер, так не оставил своей затеи с летающими камнями. В общем, забот хватало.

До потолка уже можно было дотянуться рукой. У него, как и у всего, к чему прикасалось воля моего невидимого знакомого, был Путь. Я до последнего момента тянул прикасаться к нему, но больше ждать было нельзя. На меня навалилась тяжесть самих гор. Дыхание участилось, тело задрожало, а рука чуть не выронила застонавший меч, на который я продолжал опираться (что касается второго, то я давно закинул его в ножны). Я сразу понял, что ни остановить, ни тем более поднять этот давящий массив не удастся. Единственное, что я мог так это замедлить его неудержимый ход. Слава огню, хоть периодические убийственные снаряды перестали тревожить наши умы. Мой враг направил на этот грешный потолок всю свою силу и волю, а их у него было с избытком. Я отвечал, чем мог, но холодный камень уже касался моих волос, а идти до выхода нам оставалось ещё долгие пять-шесть минут.

Эти минуты и, правда, длились гораздо дольше, чем часы любви и недели пьянства. И в эти минуты обозримой вечности я отдавал всё, чему научился за десятки лет. Спотыкаясь о подлые камни и проклиная густую, жёсткую пыль, забивающую глаза и рот, я всё же неумолимо притягивал к нам шанс избежать двухмерной трансформации. Последние метры приходилось идти пригнувшись, а иногда и вставая на четвереньки. Больше всего я боялся, что выход из пещеры окажется завален одной из упавших колонн, но хоть в этом нам повезло. Дыра в скале ещё оставалась вполне приличных размеров для того, чтобы в неё пролез измученный дьявол и посеревший от каменной пыли ангел.

Элати, с нашим единственным и отчаянно любимым источником света, шла впереди, я же с чудом ещё окончательно не сломанным коленом и редкими, тяжёлыми вздохами отставал шагов на десять. Я видел, как проём в стене принял леди, словно полночную любовницу. Мне оставалось надеяться на столь же тёплый приём.

Будто подгоняемый злым ветром, тяжёлый валун размером с юношеское самомнение вынырнул из темноты и издевательски загремел, врезавшись в ещё мгновение назад такой доступный выход из этой смертельной ловушки. Последнее, что я видел, был безумный танец ужаса в глазах Элати, а потом наступила абсолютная тьма.

Потолок с силой надавил на затылок. Оцепенев от обреченности, я на несколько секунд перестал бороться со своим уже не противником, но палачом. И всё же, после некоторых раздумий, сражаться я решил до конца. Я лёг на твёрдую, врезающуюся в тело поверхность, закрыл всё равно уже бесполезные глаза и продолжал на последних остатках воли удерживать мучительно-равномерный ход опускающейся каменной массы. Теперь я, разумеется, не видел Пути, но здесь ошибиться было сложно, уж больно он был велик, сожги его грешный огонь. Больше его был, пожалуй, только мой опыт и мастерство, которые также изрядно помогали (пока ещё) в этом нелёгком деле.

Я попытался поднять руку, но на полпути она обречённо упёрлась в ледяной гранит. Оставалось признать, что этот бой я проигрывал, вариантов на счастливое спасение не возникало, как, в общем, и всего остального. Внезапно я почувствовал, как неумолимо приближающийся потолок остановился, Путь перестал давить, и появилось ощущение, что меня пристально и с интересом разглядывают. Я в слепую пробежался разумом по остаткам пещеры и к своему удивлению наткнулся на новый Путь. Это и был истинный Путь моего тюремщика. Он был не просто велик, это был самый огромный Путь, виденный мной, а я лицезрел их миллионы. Я даже не мог почувствовать его лежащих во тьме границ. Вдруг меня резко вжало в терзающие тело камни, Хозяин гор будто уселся мне на грудь, я словно почувствовал его предвещающее бурю дыхание. И вместе с этим навалилась бесконечная тоска, вековая скука, смертельная усталость. В сознании свистящими стрелами пролетели тысячелетия забвения, молчания, скорби. Также внезапно всё закончилось, давление исчезло.

— Я возможно даже был бы рад принять от тебя свою смерть, дьявол, — голос врага уже не грохотал, а словно скрёбся, — ты был самым достойным соперником из всех, с кем я сражался, но и ты проиграл. Жаль.

Он замолчал, а я ждал продолжения, какое бы оно не было. Больше часа тишину нарушало только моё хриплое дыхание. Больше часа меня дразнил смех и страх смерти. Больше часа я неистово хотел жить. Больше часа я боялся, что этот желающий умереть заложник гор просто ушёл, оставив меня на мучительный конец от жажды.

— Уходи, дьявол, — мою единственную надежду на спасение очень вовремя потянуло на разговор. — Быть может,