Гастон. История любви и коварства - Лори Лэнгдон

– У меня больше нет денег.

Лицо её исказилось от разочарования. Значит ли это, что после того, как он потратил все свои карманные деньги, ему не видать очередного преображения? Агата упоминала, что требуются жертвы. А разве не достаточно того, что он остался без гроша?

Зазвенел звоночек, привлекая его внимание к находящейся рядом лавке сапожника. Башмаки на каблуке, цветные домашние туфли и кожаные сапоги дразнили его из-за заиндевелой витрины. Гастон склонился к уху Агаты.

– Вы уверены, что я не могу взять в долг у отца?

Девушка красноречиво поморщилась, и Гастон понял ответ. Они договорились, что следующим шагом к преображению будет изменение волос – редкий младенческий пушок станет темнее и гуще. Не может же он упустить эту возможность из-за своего эгоизма.

Выругавшись про себя, Гастон принял решение и окликнул скрипача.

– Пьер, ещё кое-что.

Музыкант оглянулся, вытаращив глаза, и Гастон жестом предложил ему присесть на. ближайшую скамью. Когда они уселись бок о бок, Гастон начал расшнуровывать свои любимые башмаки из телячьей кожи, подбитые мехом, прикинув, что скрипачу они будут великоваты, но всё-таки подойдут.

– Слушаю, ваша светлость, – пискнул Пьер.

Гастон снял башмаки и отдал их нищему музыканту. На ледяном ветру ноги в носках тут же замёрзли, и юноша стиснул зубы.

– Я бы хотел подарить их вам. – Эти слова дались ему с трудом, но, когда он увидел широкую улыбку Агаты, краешек зачерствелого сердца растаял и, сам от себя не ожидая, юноша скинул одолженное у слуг пальто и тоже отдал его скрипачу. Оно было ещё вполне сносным, но по возвращении домой Гастон всё равно отправил бы его прямиком в кучу для раздачи бедным. Невелика потеря, разве только совсем неуютно будет на холодном ветру добираться до кареты.

Слёзы потекли по лицу Пьера, когда он сунул ноги в башмаки и надел тёплое пальто.

– В вечной жизни вам непременно воздастся за вашу великую щедрость, ваша светлость.

Гастон при этом повернулся к Агате и подмигнул ей. Ему не придётся ждать награды так долго. Но лицо девушки исказилось от непонятного ему недовольства.

– Добрый господин. – Озабоченный тон Пьера насторожил его. – Раз у вас такая милосердная душа, я бы хотел попросить вас обратить вашу чуткость к аббатству, переполнен-ному бездомными детьми, которые лишились родителей во время чумы. Сёстры очень нуждаются в помощи.

Гастон знал, что мать каждую весну жертвует на монастырь. Ему также было известно, что в предыдущем году было собрано достаточно денег на перестройку часовни. Если на сирот не хватает денег, то, вероятно, следует лучше распределять благотворительные средства. Но Гастон стёр с лица издёвку и ответил:

– Я подумаю, что можно сделать.

Скрипач встал и, непрестанно кланяясь, попятился:

– Благослови вас Бог, ваша светлость.

Гастон смотрел вслед удаляющемуся музыканту, удивляясь новому для себя чувству – приятному умилению, незнакомой прежде уверенности в себе. Когда он встал со скамьи, то показался себе чуть выше, чем был раньше. Пока резкий порыв ветра не пронзил насквозь поношенную тунику. Юноша нехотя сунул ноги в оставленные Пьером дырявые башмаки.

Ступни мёрзли, деньги кончились, хотелось есть, и Гастон уже мечтал закончить свою прогулку и вернуться домой. Но Агата вдруг куда-то исчезла.

Маркиз с раздражением осмотрел площадь и увидел, что юная чародейка присела около двери заброшенной лавки. Она разговаривала с компанией чумазых оборванцев не старше семи лет. Они были перепачканы с головы до пят, большинство из них босоногие, кое-кто в длинных туниках и без штанов. Гастон направился к ним и вдруг замер – тусклое мерцание, несомненно, означающее присутствие магии, окружило детей.

Объятый страхом, Гастон стал оглядывать толпу в поисках свидетелей. Но никто, похоже, не смотрел в сторону служанки и нищих сирот. Заметил ли бы он сам их в прежней жизни? Скорее всего, нет.

Когда он снова повернул голову к Агате, дети уже со смехом куда-то бежали, некоторые задержались, чтобы обнять её за шею, и поспешили догонять своих друзей. Гастон не сразу обратил внимание, что детишки теперь были полностью одеты: на ногах крошечные башмаки, на плечи накинуты плащи, на головах вязаные шапки. Ничто не бросалось в глаза, вся одежда была приглушённого цвета – серого, коричневого, тёмно-зелёного. Только самая маленькая девочка красовалась в розовой кепке с помпоном.

Гастон бросился к Агате, ожидая, что она в любой миг может потерять сознание. Но когда юноша подбежал к ней, девушка сияла от радости и даже покружилась на месте, когда увидела его.

Он был отчасти встревожен, потому что она рисковала быть разоблачённой, отчасти злился: для этих оборванцев она за несколько секунд совершила волшебство, а ему, чтобы заслужить то же самое, пришлось отказаться от всех своих денег и снять с ног любимые башмаки. Он требовательно спросил:

– Что это тут?

Сияние её улыбки чуть не сбило его с ног. Она ответила:

– Просто практикуюсь в бескорыстии.

Гастон оглядел её счастливое лицо.

– Раньше вы теряли сознание, когда ворожили. Почему на этот раз вы не утомлены?

– Я... – Улыбка её погасла. – Не знаю.

* * *

В тот вечер, мечтая о следующем шаге к преображению, Гастон вошёл в теплицу, не срывая апельсина, поскольку живот и так крутило от нетерпения. Он готовился вкусить гораздо более лакомое угощение.

Они с Агатой договорились встретиться в оранжерее после того, как члены семьи разойдутся по комнатам и слуги закончат трудовой день. Агата сказала, что после работы персонал обычно играет в карты за кухонным столом, сплетничает или читает газеты, так что она сможет ускользнуть.

Гастон никак не мог дождаться, когда у него будут красивые волосы. Жидкие пряди тонких каштановых волос были такими редкими, что Гвенаэль всё время дразнила его: надо носить парик. Белые накладные волосы были невероятно популярны в Париже, но в этой части страны только чванные лакеи вроде Обера и лысые пожилые мужчины напяливали на голову это жуткое уродство.

Под куполом чирикали и садились на верхушки деревьев птицы. Нескольким счастливцам всегда удавалось проникнуть в теплицу, когда приближалось холодное время года.

Гастон заметил Агату, сидевшую у пруда с карпами, как они и договаривались. Журчащий фонтан заглушал его шаги, юноша замедлил ход и стал рассматривать девушку в профиль. В лунном свете её черты смягчились, волосы золотистыми прядями рассыпались по плечам, только надо лбом были убраны назад. Она повернула голову к хватающим водоросли рыбам так, что казалась почти призрачной.

Гастон ускорил шаг и прочистил