Неродственные связи - Лина Манило

– Серёжа?

Я поворачиваюсь к ней, она делает один порывистый шаг вперёд, но быстро останавливается. И меня греет мысль, что если бы не лишние глаза вокруг, не статус, положение и вот это вот всё, она бы обязательно бросилась мне на шею.

– Добрый день, Алиса, – киваю, а самого смех душит. – Вам просили передать, что вы невероятно выглядите сегодня.

Алиса одета в светлые брюки из мягкой ткани и белую блузку, застёгнутую до самого горла. На ногах туфли на низком каблуке, волосы собраны в высокий пучок, и несколько тёмных прядей упало на лицо, делая Алису в моих глазах совсем девочкой, юной и невероятно воздушной. У неё такая пластика, грация, настолько плавные и красивые движения, что даже оденься Алиса в мешок, будет самой сексуальной из всех, кого я встречал до этого.

– О, спасибо, – всё-таки не выдерживает первой и смеётся.

– Поехали?

Она несколько раз моргает, после щурится, пытается понять, что и параллельно просверлить во мне дырку пристальным взглядом.

– Есть одно очень срочное дело, без вас обойтись просто невозможно, – притворно вздыхаю и развожу руками. – Вас ждут на Пожарском переулке. И просили передать, что если не приедете, случится катастрофа.

На Пожарском переулке находится моя квартира, и я очень надеюсь, что Алиса помнит об этом. И, судя по выражению её лица, всё-таки помнит.

Алиса режет мою выдержку своим взглядом и слегка прикушенной нижней губой. Я не знаю, где найти силы, чтобы не схватить её вот прямо сейчас, в охапку, и не уволочь за собой. Слишком древние инстинкты будит во мне эта женщина, слишком глубинные. Но мне не восемнадцать, и я прекрасно понимаю, как просто разрушить дурацкими слухами создаваемую годами репутацию. Ничего страшного, я умею ждать и быть послушным мальчиком. Хоть иногда.

Алиса кивает, а я выхожу на улицу, улыбнувшись напоследок растерянной девушке по ту сторону стойки. Мне нужно срочно сматываться отсюда, потому что боюсь не выдержать и сделать какую-то глупость. Просто подойти к своей ожившей мечте и впиться поцелуем в карамельные губы. Или проникнуть в её кабинет, запереть дверь изнутри и любить её долго и со вкусом. Только там дети, а ещё подчинённые, и это единственное, что останавливает меня за шаг до необдуманного поступка.

Алиса выходит спустя минут пятнадцать, а я за это время успеваю посмотреть рабочую почту, наметить в планшете детали будущего интерьера, обговорить с подрядчиком расходы на паркет.

– Ты же понимаешь, что обратно на работу ты сегодня не вернёшься? – спрашиваю, когда Алиса занимает место рядом.

– Ух ты, какие громкие заявления, – смеётся, а я пожимаю плечами. – И чем же мы будем заниматься?

– Вот этим, – говорю и тяну Алису на себя. Она хохочет, устраивается у меня на коленях, но стоит нашим лицам оказаться слишком близко друг от друга, затихает. Только дышит всё тяжелее. – А ещё пообедаем. И продолжим.

Алиса хочет что-то сказать – то ли возразить, то ли охотно согласиться, – но я не даю ей шанса сдать назад. Вместо тысячи ненужных слов обхватываю рукой её затылок, приближаю сладкие губы к себе и целую так, будто бы от этого зависит моя жизнь.

– Ты даже не представляешь, насколько я голоден, – Сергей ловит пальцами мой подбородок, смотрит прямо в глаза, и мне ничего не остаётся, как ответить тем же. – У тебя янтарные крапинки на радужке.

– Хм, никогда не замечала.

Действительно, не видела ни разу каких-то там крапинок – обычные карие глаза у меня, – но Сергей кивает задумчиво, такой серьёзный сейчас.

– А ещё у тебя ямочка на щеке. Когда улыбаешься искренне, она всегда появляется, я заметил.

– Ты вообще всё-всё замечаешь? – спрашиваю, обвивая его шею руками, льну ближе и кладу голову ему на плечо.

Мы ведь всё так же сидим в машине, спрятавшись за тонированными стёклами, и я на его коленях, а пальто становится вдруг жутко тесным, лишним. Хочется его стащить с себя, выбросить куда-то, но и момент разрушать не хочется.

– У меня намётанный глаз, – усмехается. Ловит прядь моих волос, выпавшую из пучка, наматывает на палец и слегка дёргает. Не больно, но волнующе. – Из меня бы вышел хороший следователь, но я всего лишь архитектор.

– Жалеешь, что всего лишь архитектор? – поднимаю глаза, смотрю на Серёжу сверху вниз и, не сдержав порыва, касаюсь пальцами щетины на подбородке. Мягкая…

– Боже упаси, ни разу в жизни не пожалел о своём выборе. У меня и дед им был, так что я, можно сказать, пошёл по семейным стопам.

Серёжа замолкает, и тень проходит по лицу, но мне не понять, что это за эмоция. А может быть, воспоминание? Не разобрать.

– Кстати, именно мой дед когда-то спроектировал здание Сосновского Дома культуры, – улыбается, и таким гордым сейчас кажется. – Потом я обязательно дам тебе шанс восхититься гениальностью моего предка. Когда не буду таким голодным.

– Что-то мне подсказывает, что ты говоришь не о пирожках с мясом и не о борще, – успеваю сказать, прежде чем Серёжа снова целует меня.

Значит, угадала.

Его язык тёплый и влажный, и привкус кофе щекочет рецепторы. Руки моего затерявшегося на долгие годы в пути принца каким-то образом оказываются на моей спине, под до этой секунды наглухо застёгнутым пальто, ласкают кожу сквозь ткань блузки. Я придвигаюсь теснее, ощущаю уплотнение в ширинке, немного сдаю назад и снова вперёд. Сергей отвечает стоном, прикусывает мою губу, а я пытаюсь то ли разорвать на нём одежду, то ли разгладить все складки на кашемире.

– Рискуй, Алиса, – говорит, и голос его хриплый вибрацией под кожу. – Нас никто не увидит, я гарантирую тебе. Не бойся, расслабься. Мы не делаем ничего плохого, мы просто целуемся.

Но я не даю ему сказать что-то его: целую жадно в ответ. Кладу всю свою жизнь ему на руки, отдаю всю себя, впервые за очень много времени потеряв голову. Моя безрассудность пугает, но я не хочу об этом думать. Я просто хочу целоваться.

– У тебя потрясающая грудь… я тебе говорил об этом? – Сергей проникает руками под мою блузку и накрывает полушария ладонями. – Идеально.

Я краснею от этих слов, от его откровенности. И страхи отступают, когда он сжимает мою грудь сильнее, и искры удовольствия разлетаются перед глазами.

– У тебя волшебные руки, – выдыхаю, когда он сдавливает пальцами ставшие очень твёрдыми соски, и порочная улыбка, в которую успела влюбиться безоговорочно, расплывается на его губах.

Сколько мы ещё целуемся? Я не знаю. Время перестаёт существовать, когда столько удовольствия дарят руки, губы, слова – высказанные и нет.

Но да, парковка перед танцевальной школой – не то место, где стоит подобным заниматься. Я понимаю это, искренне понимаю.

– Стёкла тонированы, не бойся, – усмехается, когда я всё-таки нахожу в себе силы оторваться от него и занять место рядом. – Если хочешь, можешь выйти, посмотришь сама. Присмотрись, с той стороны действительно ничего не видно.