Рейдер "Атлантис". Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 гг. - Бернгард Рогге

А на сегодняшний день наш послужной список был не так уж плох. За шесть месяцев боевых действий «Атлантис» покрыл расстояние 50 тысяч километров и потопил 9 судов общим водоизмещением 65 598 тонн, не считая тех, что подорвались на минах, установленных нами у мыса Игольный. Количество пленных на борту менялось в широких пределах. Максимальное количество составляло 365 человек в августе, перед самым отходом «Тираны». В настоящее время у нас на борту имелось 293 пленника, из них 197 белых, 2 португальца-полукровки, 50 индийцев, 10 арабов, 27 китайцев и 7 негров; 16 белых и 5 цветных были убиты в бою.

За время нашего плавания были произведены следующие изменения в маскировке «Атлантиса»:

22 марта – удалены вторая труба и приспособление для траления мин.

С 23 марта по 1 апреля – маскировались под норвежский пароход «Кнут Нельсон».

С 1 по 27 апреля – маскировались под русский пароход «КИМ».

С 27 апреля по 21 мая – маскировались под японский пароход «Касил-мару».

С 21 мая по 18 июня – маскировались под голландский пароход «Аббекерк».

С 18 июня по сегодняшний день – маскировались под норвежский пароход «Тарифа».

1 октября я закончил запись в своем судовом журнале словами: «Следующим моим действием будет спланированная вылазка в Зондский пролив».

Спустя несколько дней мы добрались до нашего нового места засады в Зондском проливе и принялись медленно крейсировать поперек морских коммуникаций. Команда убивала время тем, что занималась ловлей акул или тренировалась с орудиями. Я обрадовался, прочитав радиограмму Морского штаба, адресованную «Судну 10» («Тор»), содержавшую обещание лучше информировать рейдер о событиях, связанных с войной и политикой. Не все рейдеры имели возможность слушать государственное радиовещание Германии, и очевидно, капитан «Тора» испытывал те же чувства в отношении так называемых «бюллетеней новостей» Морского штаба, что и я, и соответствующим образом высказался. Мы всячески приветствовали настоящие живые военные новости, и никто из нас не нуждался в информации о введении новых козырьков для фуражек территориальных железнодорожных служащих, равно как и в устаревших новостях с фронта.

Пытаясь отыскать маршрут, по которому следуют суда, выходя из Зондского пролива, я приказал отправить самолет в разведывательный полет, как только море успокоится. Стартовать было непросто, поскольку из-за какого-то дефекта в двигателе нельзя было сбрасывать обороты ниже 1800 в минуту. При приземлении сломалась стойка шасси, причем уже не в первый раз. У нас больше не оставалось запчастей, и было маловероятно, что мы сможем устранить поломку. Наш обзор опять был ограничен линией горизонта, какой она виделась с топа мачты.

22 октября, как только взошло солнце, мы заметили судно. Сначала нам показалось, что это голландское пассажирское судно – его белые надстройки были едва видны в серебристой утренней дымке, – но спустя несколько минут мы смогли различить национальные цвета на борту, выдававшие его принадлежность к Югославии. Сократив расстояние между мной и этим судном до 3 тысяч метров, я, как обычно, поднял флаг и дал сигнал «лечь в дрейф», но понадобилось некоторое время, прежде чем югославы осознали, что у них появилась компания. В конце концов некто, облаченный в пижаму, взобрался на мостик и подтвердил получение сигнала. Югослав застопорил ход, и мы сделали то же самое. На югославском судне начал работать передатчик, но, как только мы расчехлили орудие, передача прекратилась.

Пока готовилась наша абордажная команда, на корабле противника воспользовались предоставившейся возможностью, чтобы послать два сигнала SOS, но открывать огонь не имело смысла, поскольку они не уточнили свое местоположение. «Что за корабль? – шел радиообмен. – Это «Дурмитор». И опять: «Кто меня вызывает? Пожалуйста, ответьте. Говорит «Дурмитор». В конце концов они передали: «Пароход «Дурмитор» следует из Лоренсу-Маркиша в Японию через Батавию[20]. Кто вы?» Чтобы положить конец этим расспросам по радио, я ответил сигнальным фонарем: «R – ОЕ – ЕВ – QRT» («Принято – ждите – прекратите передачу»), после чего передача прекратилась, и с судна просигналили флагом, что они остановили машины.

Абордажная команда донесла, что «Дурмитор» – это судно водоизмещением 5623 тонны, приписано к порту Дубровник, на борту 8200 тонн соли. Порт отправки – Торревьеха в Испании, груз предназначен для Хиросимы и Миеси в Японии. Судя по их фрахту, груз принадлежал компании «Буссан». Шкипер сказал, что должен был прибыть в промежуточный порт Батавию и ожидать дальнейших приказаний. Я объявил «Дурмитор» призовым судном согласно статье 39, параграф 3 и статье 40, параграф 1 «Устава призовых судов» – «Помощь, оказанная врагу по радиосвязи, вопреки приказу хранить радиомолчание» – и статье 23, параграфы 3 и 28, раздел 2 – «Провоз контрабанды через порты противника». Перед тем как загрузиться солью в Торревьехе, они перевозили уголь из Кардиффа в Оран, откуда отплыли за день до того, как англичане подвергли там артиллерийскому обстрелу французский флот. Корабль неделю простоял в Гибралтаре и еще несколько дней в Лоренсу-Маркише, потому что им нечем было заполнить свои трюмы; уголь в Наталь доставлялся англичанами только на их собственных и японских судах. Долгая стоянка в порту так плохо сказалась на корпусе судна, что корабль мог развивать скорость не больше 7 узлов. Команда насчитывала 37 человек. На судне имелось 15 тонн питьевой воды, 20 тонн воды для мытья и запас продуктов на 80 дней. Предполагалось, что запаса угля в 450 – 500 тонн хватит, чтобы дойти до Японии.

Я решил погрузить моих пленных и официальную почту на «Дурмитор» и отправить судно с призовым экипажем под командой младшего лейтенанта Дихнеля в Итальянское Сомали. Я приказал ему в качестве временной меры доставить «Дурмитор» в точку рандеву и ожидать там, пока «Атлантис» не закончит операции в Зондском проливе и не соберет достаточно припасов, чтобы снабдить на дорогу пленных. Встречу я назначил на 26 октября.

И мы вновь принялись рыскать по морским перекресткам рядом с Зондским проливом, при этом либо дрейфовали, либо шли на малой скорости, но ничего не было видно, кроме пасмурного неба и моря, на которое обрушивались муссонные дожди. Температура держалась на отметке 27 °С, и воздух был влажным и знойным. Честно говоря, жар исходил не только от воздуха. До моих ушей начали доходить слухи о том, что команда критикует мои планы, недовольна распределением обязанностей, и постоянно происходят ссоры между членами команды. Памятуя о том, какими энергичными мерами Нергер был вынужден подавлять бунт на борту «Волка», я был полон решимости не допустить ничего подобного на борту своего корабля. В основном недовольство было вызвано жарой, недосыпанием, что всегда действует людям на нервы, и еще разочарованностью в том, что дела в Европе решаются не так быстро, как хотелось бы. Я решил взять быка за рога и 29 октября вправил мозги команде.