Диктофон, фата и два кольца - Елена Ларина

— Замечательно. Давайте договоримся с вами следующим образом. Как только доктор позволит вам встать, вы займетесь архивом. Поработаете месяц, а дальше решите для себя: нужно вам это или нет. Согласны?

Я кивнула: конечно, согласна. И тут же подумала, вот он, ярчайший пример женской логики. Сколько раз я говорила себе: чем скорее покину усадьбу, тем лучше для меня; самое разумное, что я могу сделать, — это держаться от Громова как можно дальше. И что? Стоило ему произнести заветное «останьтесь», как я тут же забыла о своей рассудительности! Громов прервал мои мысли.

— Давайте сразу решим финансовый вопрос. Полторы тысячи евро за этот месяц вас устроит?

— Вполне, — ответила я, а про себя подумала: «Еще бы!» А гадкий внутренний голос добавил: «Ага! Наш герой еще и не скуп!»

Громов встал. Он, видимо, счел, что, поскольку все вопросы решены, то нечего возле меня рассиживаться.

— Всего доброго, Лера, — сказал он. — Вам нужно больше отдыхать, так что не буду вас утомлять.

Я посмотрела, как его коренастая фигура двигается к дверям. Вот и все. И что ты сама себе придумала? Ничего нет и быть не может.

В одной руке я держала пылесос, стараясь придать Ксениному ковру вид свежести и чистоты, а другой размешивала в ведре средство для чистки ковров. Одним ухом слушала жужжание пылесоса, а другим прислушивалась к звукам проезжающих машин, стараясь не упустить один — самый важный. Звук тормозящей возле дома машины, означающий, что Ксения наконец-то добралась. Я изо всех сил занималась уборкой, стараясь не ударить в грязь лицом перед старшей подругой. Поэтому вот уже часа два наводила марафет в доме. Наконец, придирчиво осмотрев то, что Ксения гордо называла ковром, и почувствовав удовлетворение от проделанной работы, я выключила пылесос, убрала его в шкаф и пошла на кухню проверить жаркое, томившееся в духовке.

Но тут мой взгляд «зацепился» за сюжет в новостях. Репортаж был сделан отменно. Я притормозила и стала смотреть на экран. Работал молодой паренек, но дело свое он знал четко. И сюжет вышел что надо. Я поняла, что безумно, безумно соскучилась по своей работе, по суете и убыстренным ритмам жизни, царящим в редакции. Но… в то же время я была уверена, что пройдет немного времени и я вернусь на телевидение. А пока я подумала, что мне нужно будет обязательно рассказать Ксении, как прошли мои две недели в усадьбе, пока я исполняла обязанности архивариуса. И я расскажу ей о Громове. Обязательно расскажу. И, может быть, она даст мне дельный совет.

Но это потом, а сейчас нужно вытащить мое жаркое, пока оно не превратилось в угли. Во всяком случае, запах уже разносится по всему первому этажу.

* * *

Громов передал мне диски с фильмами через Машу и уехал почти сразу после нашего разговора. И видела я его еще только один раз. Я мечтательно улыбнулась. Эта встреча… Она до сих пор никак не забывается, и при каждой удобной минуте услужливая память все возвращает меня к ней.

…Я уже начала понемногу передвигаться по дому. Правда, далеко ходить еще не могла, но все же иногда я добредала до маленькой гостиной и там пила кофе, рассматривая сад, открывающийся прямо за окном. В тот день я сидела на маленьком диванчике и просматривала некоторые документы из архива. Валяться просто так мне уже надоело, и я решила заняться делом. Раз уж договорились, что я разберу архив, так зачем с этим тянуть? Тем более что некоторые записи были очень даже интересны. Вот, например, буквально сегодня мне попались откровения какой-то дамы. Видимо, это были странички ее дневника: «В. стал несносен. Нужно объясниться с ним». «Он меня пугает. Что же теперь делать?» Интересно, кому принадлежали эти откровения?

Но тут дверь в гостиную открылась, и на пороге возник Громов. Выглядел он очень неплохо в светло-синих джинсах и бежевом свитере, который так шел к его глазам. Он, улыбаясь, подошел ко мне.

— День добрый, Лера.

— Добрый, добрый.

— Как вы здесь?..

— Отлично.

Он внимательно оглядел меня, а потом перевел взгляд на бумаги, лежащие на столике передо мной.

— Что это? — спросил Громов.

— Бумаги из архива. Читаю их понемногу.

— Чуть стало получше, и вы сразу взялись за работу? — тепло спросил он.

— Да… И знаете, мне понравилось изучать архивные документы, старые записи… Такое ощущение, будто перед глазами проносятся живые зарисовки прежней жизни. Я вижу этот дом не таким, каким он стал сейчас, а прежним… — Я замолчала, а потом повернулась к Громову и призналась: — У вас прекрасный дом… Ничего лучше я в жизни не видела.

Он посмотрел на меня долгим непонятным взглядом, а потом взял и накрыл мою руку своей. Ничего особенного в этом жесте не было, но… У меня возникло чувство некоего единения, которое вдруг охватило нас. Мы молчали, и я, не удержавшись, искоса взглянула на него. Громов улыбался. А потом чуть-чуть сжал мою руку.

— Раньше я хотел отреставрировать его, даже нашел прежние чертежи… — наконец сказал он.

Я молчала, понимая, что одно непрошенное слово, один нелепый, неловкий жест, может разрушить то хрупкое и почти эфемерное, что соединяло нас в данную минуту.

— Но потом… Все так закрутилось… А ведь здесь родились мои предки.

— Может быть, вы еще вернетесь к своим планам? — рискнула сказать я.

— Может быть… Все может быть… — задумчиво произнес он.

Мы опять помолчали. И снова первым тишину нарушил Громов.

— А я ведь шел к вам с конкретным предложением…

— С каким?

Он смутился. Я попыталась что-нибудь прочесть по его лицу. Нет, на признание в любви, даже косвенное, или что-нибудь в этом духе я не рассчитывала. Здесь, скорее, дело в другом. Нечто, что ему ранее казалось ясным и прозрачным, теперь почему-то кажется немного двусмысленным.

— Я хотел предложить съездить в магазин. Ну и развеяться немного.

«Да уж… — подумала я. — Можно было ожидать чего угодно, но… А впрочем, что здесь удивительного? Вещи мои испорчены… И я сама хотела в ближайшее время, как только мне станет лучше, поехать в Выборг и купить себе какие-нибудь тряпки».

Тут я поняла, что мое молчание слишком уж затянулось и нужно хоть что-то ответить, ведь Громов-то ждет, вон как сосредоточенно разглядывает носки своих кроссовок.

— Звучит заманчиво… Только мне много ходить еще нельзя.

— А мы и не будем. Как только устанете, сразу вернемся.

Было очевидно, что Громов явно чувствует себя не в своей тарелке. Да, Ксения была права, нельзя быть джентльменом только на пять минут, вот он и решил продержаться максимально долго.

— Лера… — вновь заговорил он. — Вы будете работать в этом доме… Я не могу позволить, чтобы вы испытывали неудобства. К тому же вам действительно нужно немного развеяться. Давайте совместим приятное с полезным.