День повелителя пираний - Эдуард Веркин

– Именно. Мы уезжаем. В Москву. На конференцию.

– На какую еще конференцию?

– Юных... – я совершенно не подумал, на какую конференцию юных мы с Тоской можем поехать.

– Юных австралопитеков, – закончил Буханкин. – Бог в помощь.

– Юных журналистов, – выручила меня Тоска. – В Москве состоится конференция юных журналистов, и мы на нее едем. Это правда – в смысле, насчет конференции. Этот тип, который за нами наблюдает, если хочет, может проверить – в Интернете вся информация. Три дня проводится, могут участвовать все желающие. Я записала нас, так что прикрытие есть.

– А я бы тоже, может, поехал, – буркнул Буханкин. – На конференцию по криптозоологии...[17]

– В следующий раз съездишь. Слушай, что будем делать дальше. Тебе придется привлечь кого-нибудь из своих фантомасов, – сказал я. – В смысле, из старших офицеров клуба...

Я излагал Буханкину план, разработанный мной и Тоской вчера вечером.

Буханкин ворчал, взбулькивал, грыз ногти, но слушал.

Через два часа мы выбрались из буханкинской берлоги и пешком отправились на вокзал. Наблюдатель наблюдал. Довел нас до самого вокзала, до самого даже перрона, я его все время видел. Нет, в Смерш его бы не взяли.

Мы с Тоской устроились в седьмом вагоне.

Буханкин и какой-то его приятель дружески махали нам с платформы. Мимо как бы не при делах проковылял Наблюдатель.

Буханкин громко, так что даже мы услышали, сказал:

– День туда, три дня там, день обратно. Отличное путешествие! Почему я не юный журналист?

– Ничего, Бухан, – поддержал его кожаный товарищ. – Мы на конференцию тоже поедем. Через месяц...

Буханкин покивал.

– Бухан – отличное прозвище. – Я помахал Буханкину.

– Ему очень идет. – Тоска тоже помахала Буханкину.

Поезд тронулся.

Наблюдатель еще раз прошел мимо окна.

Состав увеличил скорость. Я откинулся к стенке. Поезд уносил нас в дальние дали, в будущее, в неизведанное будущее...

Вышли мы через две остановки.

Старуха тащила громадные сумки. Авоськи. Тащила медленно, то и дело останавливаясь, вытирала лоб и оглядывалась. А иногда раскладывала стульчик и садилась отдыхать. Кряхтела.

Тоска довольно удачно изображала старуху. Платок, толстые очки в пластмассовой оправе коричневого цвета, ужасного вида туфли на толстом каблуке. Накладная задница, накладная грудь, накладное пузо. В руках лыжная палка. Даже грима наносить не пришлось, и так всем было ясно, что бабка старая, вредная и уже практически полностью выжившая из ума.

Возле почты Тоска остановилась, выставила ящик, разложила стульчик. На ящик водрузила корыто с жареными тыквенными семечками, мерный стакан.

Типа, бизнес такой.

Я замаскировался по-другому. Еще проще. Надел оранжевый комбинезон, дурацкие туфли с длинными носками. А на голову нацепил голову северного оленя. Вернее, не голову оленя, а его маску.

После чего вышел на улицу и принялся приставать к прохожим. Раздавал им рекламки передвижного цирка «Братья Чебурековы» – дрессура, прогулки на слоне, питон, пожирающий молодых крокодилов. Распечатка тысячи экземпляров этой дурацкой рекламы влетела мне, между прочим, тоже в изрядное копье.

Мы перекрыли улицу Советскую от Дома моды до главпочтамта. Примерно триста метров.

Посредине этих метров располагался Буханкин. Там была небольшая площадь перед новым городским фонтаном, этакий пятак метров в пятьдесят. Площадь как площадь, скамейки, ну да, фонтан, ларек со всяким завлекаловом для детишек – шарики, пищалки, воздушные змеи. Час назад Буханкин вышел на эту площадь с небольшой тележкой и приступил к акции.

Он выгрузил из тележки здоровенный автомобильный насос. Выгрузил ящик с чем-то резиновым. Расстелил это резиновое на асфальте. Оказалось, что это большой надувной шар. Буханкин прицепил к шару насос и принялся качать.

Качал Буханкин хорошо, с искоркой, с душой. Очень скоро он вспотел и сбросил с себя рубашку, обнажив, что называется, торс. И снова принялся качать. В Гелии Буханкине жил актер, это было видно даже издалека. Буханкин работал с таким надрывным видом, будто не шар надувал, а откачивал воду с тонущего корабля.

Одержимо. Буханкин одержимо работал насосом – как, однако, красиво это звучит. Вокруг Буханкина иногда собирались немногочисленные люди, в основном мамаши. Они смотрели на него с благожелательным интересом и отходили. Мало ли что человек надувает? Может, это он так самовыражается. Когда же у него спрашивали, что это он надувает, Буханкин отвечал, что он надувает Шар Свободы и Правды.

Иногда Буханкин уставал, останавливался и принимался призывать всех желающих помочь ему накачивать Шар Свободы и Правды. Желающих, конечно, не находилось. Тогда Буханкин с видом мученика плевал себе на ладони и возвращался к насосу.

Тоска была увлечена мелкой коммерцией, к ней довольно регулярно подходили люди разных возрастов, приобретали семечки.

Я раздавал рекламу.

Шар Буханкина тем временем постепенно увеличивался в объеме и приподнимался над землей. Буханкин подставлял под шар палки и подставки, так что шар уже было заметно даже издали.

И вообще, шар был уже даже не совсем шар, а скорее дирижабль. Этот дирижабль имел ярко-желтый кричащий цвет, на нем был нарисован инопланетянин, каким его изображают карикатуристы – треугольная зеленая голова, маленький рот, черные глаза в пол-лица. Традиционный пришелец-негодяй. Негодяйские намерения пришельца подтверждала устрашающая когтистая лапа с заметными яркими каплями. Яркие капли – это кровь. Кровь, надо полагать, невинных землян.

И рядом надпись. Опять же страшными, выразительными буквами.

«Чужие среди нас! Еще есть шанс их остановить! Откройте глаза!»

Шар увеличивался, Буханкин качал. Его начали уже даже фотографировать, а милиционер, дежуривший чуть поодаль, принялся описывать возле Буханкина заинтересованные круги. Конечно, он знал, кто такой Буханкин – первооткрывателя уникального энцефалитного клеща и борца с космической инвазией знали многие в городе, все-таки знаменитость. Поэтому милиционер вполне мог подумать, что эта акция проводится с разрешения администрации. И подходить не спешил.

Шар надулся до размеров дивана. Буханкин сел передохнуть. Прямо на асфальт.

И тут я увидел Наблюдателя. Наблюдатель шагал по улице Советской. И еще я увидел, что он даже не шагает. Он едет. Катится.

Да-с, Наблюдатель передвигался на роликах.

Не спеша так. С достоинством. Прогулочным катом.