Тихий маленький город - Анна Дашевская

И, успокоенная этим решением, я развернулась и зашагала к дому. У меня там, между прочим, трое работников, их кормить надо!

* * *

Наутро я дождалась прихода рабочих, собралась и по кривоватой лестнице из бетонных плит спустилась вниз, к реке. До отправления парома оставалось десять минут.

Собственно, никакой это был не паром, а просто старый речной теплоходик, носивший гордое имя великого русского художника. Не было здесь ни въездной аппарели, ни палубы для автомашин. Даже велосипед погрузить на это плавсредство представлялось делом непростым, поскольку подниматься на борт надо было по довольно хлипкой доске с набитыми на неё «ступеньками».

На борту имелись скамейки под тентом, скамейки под открытым небом и скамейки внутри небольшого салона. Ещё была будка для двух паромщиков, они же билетёры и контролёры, крохотный туалет и… собственно, всё. На десять минут дороги – более чем достаточно.

Я поднялась по трапу и выбрала место на солнце. Что такое, в конце концов, уже май на исходе, а у меня ни одной веснушки!

Лодочники в высоких рыбацких сапогах толпились рядом, посмеивались, перекидываясь шуточками со знакомыми. Дважды за то время, пока я сидела на скамеечке и ждала отправления, к ним подходили желающие переправиться немедленно. Поглядев, как раскачивается на волнах эта скорлупка, я содрогнулась и ещё раз поклялась себе всеми известными клятвами: никогда даже близко к ним не подходить. Тем временем один из лодочников, здоровенный парень в красной бандане, испачканной чем-то чёрным, прошлёпал по воде к самому борту парома. Глядя на меня в упор, он спросил:

– Это ты, что ли, Саньку мёртвого нашла?

– Я.

– Ну-ну, – он хмыкнул. – Я тебя запомнил.

И ушёл, загребая воду сапожищами размера, наверное, сорок восьмого.

Пожав плечами, я отвернулась. Ну, запомнил – и радуйся, мне-то что? И я тебя тоже не забуду, вот обретёшь фурункул на то место, которым сидят, ко мне же и придёшь.

В соборе было немноголюдно, только возле знаменитой иконы Спаса тихо переговаривались две тётки в цветастых платках. Я неспешно прошла по храму, полюбовалась фресками, сегодня мне особо приглянулась сцена сооружения Вавилонской башни. Потом шепотом поздоровалась с резными деревянными львами, поддерживавшими кафедру, и задумалась, где искать священника. Приехала на исповедь – не отлынивай!

Каюсь: я не стала рассказывать седенькому, почти истаявшему отцу Амвросию историю последних безумных дней. К чему пугать старика подземными тварями, иными пластами реальности и прочей жутью? Мне и самой временами казалось, что это всё был сон. Грехи мне отпустили, хотя и выговорили за то, что давно не приходила.

Тем временем моя собственная Вавилонская башня, сиречь приёмная для посетителей, была достроена и пахла свежей краской. Правда, похоже было, что строители дружно обрели дальтонизм, потому что пристройку к дому, окрашенному в выгоревший голубой, они сделали ярко-жёлтой.

– Ребята, а это не слишком? Какой-то… желток в незабудках получается!

– Не, – авторитетно заявил Иван Ксенофонтович, руководивший процессом из-за забора. – Самое то! Глядишь – и душа радуется!

– Ну, как скажете. Я-то внутри буду, вам на эту красоту любоваться, – и ушла в дом, оставив соседа размышлять о собственной правоте и колористических разногласиях.

Больше ничего в этот день не происходило.

И на следующий, когда я отправилась на дежурство – тоже ничего.

Соседку Варвару из больницы выписали, бабку Марьяну оставили до завтра. Егоров не объявлялся, и я даже слегка огорчилась: в самом деле, мог бы и позвонить.

Вру: огорчилась сильно. Настолько, что, увидев его утром возле дверей больницы, прошла мимо, старательно глядя в другую сторону. Майор догнал меня и пошёл рядом, стараясь приноровиться к моим шагам. Впрочем, недолго: метров через тридцать взял меня за руку и повернул к себе.

– Будешь дуться – поцелую на глазах у всех, – пригрозил он.

– А я заору на всю улицу, что меня насилуют, – пожала я плечами. – Будет народу развлечение, а тебе долгое и сладостное отписывание по всем инстанциям.

– Почему ты сердишься?

– Потому, – буркнула я. – Ты исчез и не появлялся четыре дня. Был занят, понимаю, но мог бы и позвонить?

– Не мог, – ответил он как-то так, что я сразу поверила. – Не оставался один ни на минуту, а говорить с тобой при посторонних не хотел. Я прощён?

– Ещё не знаю. Подумаю.

Мы потихоньку пошли дальше. Понятное дело, что из-за всех кружевных занавесочек сейчас пялятся внимательные глаза, и где-то за моей спиной уже вовсю обсуждается вопрос, будет ли свадьба, как скоро, и увезут ли травницу из их города. Но мне лень сейчас об этом думать.

На свежеокрашенную жёлтую пристройку майор посмотрел с недоумением, и я пояснила:

– Не хочу впускать в дом чужих. Проведу по порогу черту, за которую не пройдёт никто, кому я сама не дам разрешения.

На это Егоров только хмыкнул и переспросил:

– А что, были чужие?

– А то!

Я описала ему визит аптекарского чиновника господина Карташова, добавив ради справедливости:

– Псориаз у него, и в самом деле, наблюдается. Вылечить это невозможно, а улучшение может и случиться. Особенно, если он сам в это поверит.

– Значит, твой бывший ему тебя рекомендовал?

Что-то в голосе майора заставило меня вскинуть глаза от нарезаемого хлеба. Батюшки светы, да он ревнует! Прелесть какая, меня последний раз ревновали ещё до замужества, потом как-то всё не до того было. Вначале влюблены мы с Максом были до умопомрачения. Потом дела навалились…

– Рекомендовал, – кивнула я. – Ты что будешь, сыр или мясо?

– И то, и другое, – последовал прогнозируемый ответ. – А сыр какой?

– Понятия не имею. Медсестра одна у нас сама делает, что-то среднее между «российским» и «маасдамом». Но вкусно. И из молока, а не из молокоподобного продукта.

За завтраком мы не разговаривали, я оттого, что устала, а Егоров, наверное, просто был голоден. Допив чай, я зевнула и спросила:

– А ты чего приехал-то?

– К тебе, разумеется, – удивился он. – Иди, ложись, а я пока с Сергеем поговорю, кое-какие новости есть…

– Вот сразу видно, что ты не был женат, – ответила я язвительно. – Лечь спать после таких слов сможет только одна женщина из сорока тысяч, и это точно не я! Рассказывай! Подполковник Афанасьев пришёл в себя? И что удалось узнать? И кстати, что показала экспертиза по лодочнику и по Афанасьеву?

Смеясь, он поднял руки:

– Хорошо, давай сойдёмся на середине! Я звоню Сергею и вызываю его сюда через два часа. Ты эти два часа спишь… Тебе точно этого времени хватит? – очень трогательно прозвучала забота в его голосе.