По любви - Юлия Резник

– Может, вам бы охрану, а? Самойлов быстренько топтунов организует.

– Как в девяностых? – закатываю глаза. – Малиновый пиджак хоть покупать не надо?

– Ставрос Агафоныч!

– Да не будет он на меня покушаться, Никит. Скорее попытается прессануть по беспределу. Не зря же к нам маски-шоу заглядывали.

– Я думал об этом.

– И? Ты веришь, что они попытаются на меня какое-нибудь дело повесить?

– Могут и попытаться. – Никита Семенович с остервенением трет лицо. – Тут мы им еще и подыграли.

– Чем? – хмурюсь.

– Вашим браком. Теперь если что – можно вам обоим повесить предварительный сговор. А это статья посолиднее.

– У нас все чисто, – цежу сквозь стиснутые зубы.

– Кого это останавливало? – бубнит Азаров.

– И что делать?

– Искать варианты, как из этого выбраться. Может так оказаться, что мы нагнетаем и перестраховываемся, но уж лучше так.

– А если Нину уволить, чтобы вывести из-под удара?

– Сейчас это уже не спасет.

– Сука! – бью по столу кулаком. Вот тебе и сделал как лучше! – Кстати, а с гражданством-то что?

– Ждем. Небыстрое это дело.

Я хочу еще что-то уточнить, когда у меня телефон звонит. Смотрю на экран, и в груди теплеет. Эту фотку сделал я сам. Щелкнул неожиданно, так что Нина даже в объектив не смотрит. Умытая светом, она глядит в окно. Рыжие локоны прикрывают грудь и коленку, что она к этой самой груди прижала. А в остальном она абсолютно голая. Вероятно, в контексте нашего разговора с Азаровым, меня пробирает иррациональной тревогой. Хватаю трубку, убеждая себя, что ничего с ней не случилось. Но выдыхаю, лишь когда слышу нежный голос жены.

– Кто-то быстро по мне соскучился! – откидываюсь в кресле. И пофиг, что Никита и не думает уходить.

– Ставрос…

Напрягаюсь. Вроде ее голос звучит как обычно, но…

– Да? – резко выпрямляюсь в кресле.

– Ты только не волнуйся. Все хорошо. И может быть, ситуация выеденного яйца не стоит…

– Что случилось? Ты добралась до салона?

– Нет. Послушай. Я как раз туда еду. Но на светофоре кое-что случилось.

– В тебя въехали? – чуть перевожу дух. Знаю, как она боялась, что ее кто-нибудь ударит. У нас на дорогах полно беспредельщиков, а у нее дорогая тачка, которую она до сих пор и своей-то не считает. Вроде как взяла у меня погонять.

– Нет. Я притормозила на красный. Рядом со мной остановилась машина. Из нее высунулась рука… А в ней пистолет.

У меня немеет затылок. Дыхание обрывается где-то в бронхах.

– И?! Ты в порядке?

«Что случилось?!» – отчаянно артикулирует Азаров. Ставлю телефон на громкую связь. Мои руки дрожат, как у алкаша на детоксе.

– Я в порядке. Он просто помахал у меня перед носом стволом. Потом загорелся зеленый. Он убрал руку и закрыл окно.

– И дальше что?!

– Да ничего! Я покатила вперед. Не стоять же мне там, – всхлипывает.

– Так, – в остервенении пытаюсь сообразить, как надо поступить в такой ситуации. – Притормози в каком-нибудь многолюдном месте, парке там, или на набережной. Скинь мне геолокацию и номер той машины, если его запомнила. Я сейчас буду. Нина!

– Да?!

– Ты услышала меня, детка? Я очень переживаю.

– Конечно. Номер я не запомнила, – всхлипывает, все же не сдержавшись. Моя девочка… – Испугалась сильно. И не запомнила. Извини.

– Господи, да за что?! Скинь геолокацию. Я сейчас приеду. Все будет хорошо!

Ставрос

– Даже не вздумайте сесть за руль. Вы не в себе.

Оборачиваюсь к Азарову.

– Не сяду. Самойлов уже уехал?

– Угу. Рабочий день-то закончился.

– Выдергивай его.

Телефон сигнализирует о пришедшем сообщении. Пересылаю его Никите. С эсбэшником он разберется и сам. А я больше не могу терять ни секунды. Меня взрывает. Кто посмел? Что за твари на мою женщину рыпнулись? Это предупреждение, блядь, или, может, шутка такая? Ловлю панику, пока та окончательно меня не накрыла. Судя по всему, Нина в парке. Едем. А меня пипец как несет. И надо бы за что-то держаться. Держусь за нас. За драгоценные воспоминания, которых у меня теперь сколько хочешь. Пальцы натыкаются на стоящую в подлокотнике термокружку. Не помню, чтобы до Нины я хоть когда-нибудь ею пользовался. А теперь у меня всегда свежесваренный кофе. И я с удовольствием его попиваю, занимаясь делами по дороге из дома в офис.

Ничего такого, да? Просто забота, которой я совершенно не знал. Сварить кофе, помочь с галстуком, массаж сделать, когда устал. С Лунопопой все вновь. Я до Нины, например, никогда не завтракал. А с ней попробовал, и сам не понял, как втянулся. Просто потому что она каждый раз готовила на троих.

– Ты потом целый день будешь голодный, что, я не знаю?

– Но сейчас-то мне не хочется.

– Это дело привычки.

– У меня ее нет.

– Не ешь, – улыбается. – Но мне совесть не позволяет готовить только для себя. Я-то завтракаю.

– А что твоя совесть говорит по поводу перевода продуктов? – усмехаюсь, отламывая кусочек омлета. – Вик, давай и ты присоединяйся.

– Я омлет не люблю, – говняется мелкая.

– А что любишь? – улыбается Нина в ответ.

– Блинчики.

Следующим утром Нина печет на завтрак ажурные тонкие блинчики. Туше.

Вжимаюсь лицом в ладонь.

– Долго еще?

– Пробки, Ставрос Агафоныч. Пока объедем…

– Я быстрей дойду. А ты объезжай. Ищи, где припарковаться.

Выскакиваю из машины, едва та замедляет ход. Ныряю в ворота. Весна. Даже кое-что зацвести успело. У нас с этим быстро. Юг.

Верчу головой. Куда идти? Кажется, или вон она? Сидит на скамейке у детской площадки с каким-то пупсом на руках. Несусь, вглядываясь в перспективу. И правда. Нина… Шумно выдыхаю.

– Чуковский! Вот так встреча. Привет. Подержи…

Офигев, смотрю то на девицу, то на облако сладкой ваты, что она всунула мне в руку. Потом только вспоминаю, что это соседка Нины.

– Не в курсе, что с Нинком? Мы тут с Мишкой каждый день гуляем. Глядь – она. Зеленая вся. Аж шатается. И главное, ни в какую, блин, не колется, че такое. Вот. Купила ей всякого, глюкозу в крови поднимать. – Ведет рожками мороженого у меня перед носом. – Ну, че встал? Пойдем.

Девка эта, конечно, ужасно борзая, но я готов простить ей все на свете за то, что она позаботилась о Нине. Не отрывая от жены глаз, шепчу: