Линкоры - Александр Плетнёв

– И к чему вы ведете? Хотя и догадываюсь… извините, что перебил, продолжайте.

– К чему я виду? Представляете, Гюнтер… эта маленькая иудейская дрянь уже с раннего детства воспитана в понятии, что все вокруг чернь, а он представитель избранного народа. Вот это меня больше всего задело… и взбесило!

– Признаться, ничего нового и удивительного вы мне не открыли. Удивительно то, что сейчас на нас охотится целое подразделение «обрезанных», специально переброшенное из Израиля. Мобильные, вооруженные до зубов, с вертолетами и… как их там… беспилотниками, со всякими электронными штучками. И если нас не уничтожат на месте, то предадут позорному суду!

Штурмбанфюрер вскочил и нервно зашагал по подвалу, почти печатным шагом, выбивая густые клубы пыли из-под сапог:

– Мне до сих пор не верится, что война была нами проиграна. Будь я проклят! А может, мы и есть секретное оружие фюрера?

Майор не ответил… устроившись поудобней, подложив под голову вещмешок, он, снова взглянув на часы – экономя аккумуляторы к фонарю, потушил его, теперь в полумраке ему приходилось подносить циферблат к самому носу.

Штурмбанфюрер продолжал вышагивать в замкнутом пространстве, что-то там вещая, но армеец уже его не слушал… Он медленно проваливался в воспоминания, пытаясь найти какую-нибудь логику и последовательность в череде последних событий, произошедших с ним, с его соплеменниками, стыкуя все с происходящим в этом мире.

Знания, полученные из прослушанных радиопередач… в редких урывках просмотра удивительно красочных и четких нынешних «современных» видеоизображений, были обрывочны и скудны. И не исключали версий, только что выдвинутых штурмбанфюрером! Хотя в этих фантазийных предположениях он был и не нов.

«Во всяком случае, что-то пошло не так», – навязчиво билась мысль в голове.

Майор не помнил момент смерти в той войне. Голод и этот проклятый русский мороз довел его, да и не только его – всю окруженную под Сталинградом шестую армию, до полного отупения и деморализации. Теперь ему совершенно не хотелось знать, замерз он тогда, укутавшись в старый потрепанный трофейный ватник, или во сне его накрыло миной, снарядом, да чем угодно.

Странным было ощущение даже не дежавю, а некое раздвоение памяти, пришедшее после.

* * *

А поначалу (как оказалось, в новой «редакции»… или реинкарнации) для них всех словно снова наступил 1941 год, словно не было победных маршей почти до Москвы… и неожиданного отпора и жутких подмосковных холодов. Не было пыльных приволжских степей и Сталинградского котла.

22 июня. Раннее утро. Впереди пограничные передовые отряды русских. И если экипажу он позволил поспать подольше, то сам бодрствовал уже часа три.

Теперь в ожидании выступления они уже час сидели в остывшем за ночь танке. Он снова поменял позу, поудобней заерзав в открытом люке башни, в который раз взглянул на часы. Скоро! Вдруг в голове словно что-то тукнуло – только что солнце лишь слегка красило горизонт, как буквально одним взмахом ресниц все померкло, и небо уже серело дождливыми тучами. На миг в глазах аж помутнело, но зрачки послушно раскрылись, приводя в норму зрительную функцию. Он снова зажмурился и широко открыл глаза, недоуменно вперившись в небо. А то словно того и ждало, косо сыпанув мелкой моросью.

– Черт побери! – Он недоуменно перевел взгляд на прикрытую ладонью папиросу – мелкие капли быстро, мокрыми серыми точками покрывали тоненькую белую полоску с огоньком на конце. Следом, при всей своей ожидаемости, вдруг в наушниках резанула команда к выступлению.

Тут уж стало не до вопросов.

Привычно взревели, фыркая бензиновым выхлопом, двигатели танков и полугусеничных бронетранспортеров, над головой уже свистели снаряды артобстрела.

Полк стоял на окраине небольшой польской деревушки, жителей которой вывезли еще две недели назад в целях скрытности дислокации войск. Ломая невысокие фруктовые деревца, танк неожиданно выскочил к небольшой ограде, за которой высилась внушительная двухэтажная постройка. В окнах броско загорелся свет, и пока танк, проломив дыру в ограде, катил по лужайке против дома, майор четко разглядел явно гражданских обитателей в ярких квадратах окон.

Он гаркнул в ларингофон команду – танк, шаркнув правой гусеницей, вырывая куски дерна, стал огибать этот неожиданно появившийся дом. В свете фар, сбиваемом косыми струями дождя, белым пятном выросла еще одна постройка, больше похожая на хозяйственную.

Не останавливаясь, «Panzer» проломил правым боком угол строения. У того просела крыша, из образовавшейся дыры, взбалмошно и беспомощно хлопая крыльями, в поднявшейся пыли и перьях вылетело с десяток перепуганных кур. Одуревший, кричащий петух заскочил на неожиданного агрессора, оказавшись перед самой смотровой щелью, скребя когтями по железу, мельтеша крыльями. Перед самым носом майора мелькал то круглый глупый глаз птицы, то широко раскрытый клюв. Через лопухи наушников и от рева двигателя офицер не слышал, но представлял, как орет обезумевший защитник своего пернатого гарема. Петух умудрился продержаться на броне несколько минут, пока не слетел, сбитый ветками деревьев.

– Откуда здесь эта вся чертовщина взялась? – не замечая, что кричит по открытому каналу, возмутился майор.

Однако непонятность в изменении местности была не только у него. Какое-то время в наушниках еще слышалось удивленное разноголосье, пока командный голос командира полка не оборвал балаган в эфире.

Сейчас, вспоминая, майор вдруг понял, что немецкие части словно свалились полякам на головы. И не только авторитет командиров, четкие задачи и команды принуждали делать то, к чему их готовили месяцами изнурительных тренировок и учений.

Какое-то остервенение, словно наведенный, вбитый в подкорку приказ погнал их вперед на восток.

Ломая подлесок, в предрассветных сумерках танки выкатывали на весьма приличное шоссе. Удивило неожиданно большое количество автомобилей необычного обтекаемого вида, слепивших фарами в пелене дождя, рябивших яркими красками коробочек-кузовов под светом курсовых фонарей танков. Они на большой скорости, визжа покрышками, ревя клаксонами, сбивались в кучи, съезжали в кювет, под дождь выскакивали ошалевшие водители, кричали, вытаращив глаза, возмущенно размахивали руками, падали, оскальзываясь на мокрой земле обочин, но до поры…

До поры, пока не раздались первые выстрелы, пока не появились первые убитые.

Вокруг и так стоял гул и разрывы недалекой канонады, теперь же в воздухе завизжали пули, высекая искры из асфальта, смачными шлепками дырявя тонкий металл автомобильных кузовов и лобовых стекол.

Подминая траками приземистые капоты и багажники, среди мечущихся в панике людей танки выстраивались в походную колонну. Майор сквозь прорезь в командирской башенке смотрел на эту странную картину. На все это накладывалась еще одна странность – полное отсутствие ответного огня и какого-либо организованного сопротивления.

Ярко отразившийся в свете фар дорожный указатель, после перевода с польского названия ближайшего населенного пункта, окончательно озадачил майора – его полк должен был дислоцироваться гораздо южнее.