Волшебник Ришикеша - Мария Мансурова

— Да? — надежда в его голосе. Или ей показалось?

— Привет. У тебя мои очки остались…

— Вот, — протягивает ей, — ты садись…

— Что будешь делать?..

— Я вот думаю… Вчера так и не помылся. Сейчас это сделать? Или погулять сначала…

— Лучше погулять… пока погода хорошая…

— Тогда встретимся через пять минут у входа. Ты посмотри, там кроссовки уже, наверное, высохли, я их с утра на солнышко поставил.

Она взлетела по лестнице. Действительно, высохли. Взяла плед, серую сумку, ключ в замок — и быстрее к калитке. Секунда, другая… Так же стремительно появился Витя.

— Вы что, опять на ледник? — раздался голос одной из женщин, распластавшихся в пластиковых стульях. Кто именно спрашивал, Анна не обратила внимания, готовая сорваться с якоря.

— Да. А вы с нами хотите? — с вызовом повернулся к ним Витя. — Нет? Тогда мы пошли.

Иголки хрустели под ногами. Почти бегом они добрались до леса. Витя огляделся.

— Пойдем туда, — он кивнул в сторону обрыва. Взял ее за руку, и они спустились на небольшую каменную площадку. Расстелив плед, они сели рядом, ласкаемые солнцем. — Здесь загорать можно.

— Да.

— Как прошла ночь?

— Все время трясло. Не могла согреться.

В его профиле, в его сложенных на груди руках чувствовалось напряжение, похожее на простиравшуюся перед ними пропасть. Медленно она дотронулась до руки, перебирая его длинные пальцы. Поднялась до локтя, села ближе…

— Витя, тебя трогать можно? Или это только на высоте…

— Можно… — он засмеялся. — Просто — ответственность… — Повернулся к ней, лицо вновь стало серьезным. Взгляды слились, перетекая в единый вдох. Его руки быстро заструились по вздрагивающей коже, сорвали футболку, штаны, трусики — влажные от крови, по-прежнему сочившейся после ледника. Через мгновение он тоже был голым. Тела ринулись друг к другу в ритме учащенного сердцебиения. Он готов был войти в нее, но короткий вскрик, и теплая сперма полилась на живот. Анна обняла его, увлекая за собой. Витя запрокинул голову, устремляя лазурный взгляд в небо с проплывающими облаками.

— Как школьник…

— Ничего. — Руки ее заскользили по его плечам, груди, животу… — Мне так хотелось дотронуться до тебя!

— Мне тоже, Аня. Мне тоже.

Какое-то время они лежали молча. Анна жаждала его. Не только проникновения, его — с мыслями, мечтами, грустью, которая присутствовала сейчас в нем. «Ни о чем не жалей, пожалуйста. Потому что я никогда не стану этого делать…» — думала она, поглаживая, прикасаясь.

— Ночью… Ты был мне нужен…

— Ночью Рома рядом спал.

— Но он уехал. И Лола тоже.

— Я приду сегодня.

— Обещаешь?

— Да. Нужно одеваться. Свами сейчас приведет сюда группу.

Оторваться от него? Зачем? Пусть хоть весь мир придет сюда… Но Витя нервничал, и она оделась. Она еще не успела достать иголки из волос, как послышались голоса. Они поднялись им навстречу, одергивая футболки, и влились в общий разговор.

Дальше медленно, липко, тягуче… Когда же наступит вечер? Фасоль с перцем, чапати с картами, масала-чай, заваренный на тревоге. Вечерняя медитация, дыхание легкое и глубокое, первый раз такое дыхание… Наконец, ночь в переливах белых свечей, расставленных на узком подоконнике. Оазис пламени слегка согревает Анну, завернутую в спальник. В стекле отражается огонь, а за стеклом бурлит, вздымается река. «Только приди! Или я умру», — твердит она про себя в полусне. Но еще не смолкли голоса в соседней комнате, а дверь тихо приоткрылась.

— Витя! Я тебя так ждала! — шепчет Анна, задувая свечи. Он сбрасывает красную куртку, забирается к ней, прикрывая их спальником, который принес собой. Анна не ждет, быстро раздевается, голая, прижимается к нему. Проваливается в его поцелуи, обвивает, облизывает, растворяется в счастье. Он — в ней. И все радости — ускользнувшие, и все сны — яркие, и все мечты — не напрасные… В ней. Она хочет нашептать ему об этом, но звуки сливаются во вздохи, в стоны, похожие на журчание Ганги за окном.

— Моя сладкая! — да, так, сильнее, быстрее… и вновь теплая влага на животе. Анна прижимается к нему, покачиваясь на волнах нежности. Холодная, сырая комната теперь самое уютное место на земле.

— Витя… Знаешь, кто ты?

— Нет.

— Ты — Волшебник.

— Почему?

— Не знаю… С тобой все — другое… В Ришикеше, когда мы гуляли, все было прекрасным. А когда я пошла одна, все вдруг стало мертвым, безликим, исчезла магия. — Он обнял ее сзади, касаясь губами шеи… Темные пики гор, руки, ласкающие грудь, трепещущее сердце — его или ее? Потом мягкий сон в горячем кольце его объятий. Дыхание волшебства.

Анна медленно провела рукой по белой шерсти, кое-где еще попадались засохшие иголки хвои, хотя Витя долго, старательно вынимал их. Плед пах лесом, сыростью, обжигал первыми моментами их близости. Анна аккуратно сложила его и убрала в чемодан. Осталось чуть-чуть — сладкая каша, горячий стакан в руке, солнце, пронизанное соснами… Потом дорога обратно, вниз. Наверное, нельзя всегда быть на вершине, на пике эмоций. Но как отпустить? Как справиться с горечью утраты?

— Что ж… Счастливо, — коротко бросил Костик, поглощенный разработкой нового маршрута. Вместе с Володей он оставался в Ганготри.

Где же Голубоглазый мальчик? Анна внимательно обвела взглядом террасу, залитую утренним светом, но его не было. Витя что-то говорил, что-то ел, смотрел на кого-то… Но не на нее. Она ощущала его тревогу, смятение. И все же злилась, раздавленная нестерпимой печалью разлуки.

Автобус тронулся. Ганга, ледник, ядовито-зеленая пещера отшельника, мокрые ступеньки, лица в снегу, шишки, наполненные густой смолой, ноги, сомкнутые на его бедрах, — все позади… Дорога крутилась, спускалась в переливах слов, ничего не значащих слов. Иногда были остановки. Витя спрашивал ее: «Хочешь пить? Хочешь есть? Все нормально?» И ей тоже хотелось задать несколько вопросов: «Хочешь меня? Что значила для тебя наша ночь? Знаешь ли ты, что это Гималаи сделали с нами, потому что я попросила, помолилась… Все дороги моей жизни привели меня на тропу, где мы взялись за руки. Это самый большой подарок судьбы». Оторванная от него, разделенная с ним чужими лицами, она вновь прижимала правую ладонь к животу, борясь со сверлящей болью. Прохлада сменилась духотой, а счастье — тревогой. Автобус наполнился короткими взвизгиваниями мобильных, снова была связь, возвращение в реальность. Еще не до конца, еще два дня в Ришикеше, но уже разорван магический круг скал.

— Алик, привет!

— Не верится! Неужели я наконец могу тебе звонить! Где вы?

— Уже рядом.

— Пять км до Ришикеша, — вдруг резко вставляет Витя, сидящий впереди, обращенный в слух.