Царица поверженная - Маргарет Джордж

Наступило лето – время, когда народ радуется урожаю, а море бороздят груженные товарами суда. Но мы застыли в напряженном ожидании, ибо после того, как легионы покинули нас, а флот уничтожила буря, Александрия была совершенно беззащитна. Я распорядилась немедленно приступить к восстановлению флота, чтобы спустить на воду хотя бы один боевой корабль до того, как на нас нападут. Однако сейчас между убийцами и Египтом не существовало никакой преграды, и они могли двинуть на нас войска через Иудею в любой момент. Разумеется, я собирала собственную армию, поскольку полагаться на римлян в нынешнем положении не стоило. Но и это было делом долгим – за одну ночь новобранцев в солдат не превратить.

Между тем события разворачивались следующим образом. Не получив помощи от моего флота, триумвиры решили оставить Лепида с тремя легионами для защиты Италии, а Антоний и Октавиан во главе восьми легионов направились в Грецию, чтобы сразиться с Кассием и Брутом при почти равном соотношении сил. Судьба избрала для решительной битвы окрестности греческого города Филиппы. Октавиан, как водится, занедужил и остался в глубоком тылу. Антоний повел войска и осадил врага. Убийцы предпочитали отсиживаться за линией укреплений и уклоняться от решающей схватки, потому что слабым местом триумвиров являлось снабжение и очень скоро, с ухудшением погоды, у них должен был закончиться провиант. Однако Антоний прекрасно это понимал и поступил так, как поступил бы на его месте Цезарь, – решил навязать сражение. Враги отсиживались за болотом, и Антоний велел подвести к их позициям насыпь, что позволяло пойти на штурм. Кассию пришлось выступить из лагеря в контратаку. Антоний отбросил врага, захватил и разграбил его укрепления. Но войско Брута обрушилось на тыловой лагерь Октавиана.

Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы в войну, как в Трое, не вмешались боги. Октавиан во сне получил предостережение, побудившее его подняться с одра болезни и укрыться в болоте. Бруту же в ночь накануне решающего сражения явился Цезарь и предсказал его конец. Думаю, Брут узрел не бледную тень Цезаря, а бога в величии и славе. Он понял, что его дело проиграно, ибо Цезарь ныне сильнее, чем когда бы то ни было.

Когда Брут ворвался в шатер Октавиана, чтоб захватить его в плен, постель триумвира оказалась пуста. Тем временем Антоний наседал на Кассия, и Брут послал ему подкрепление. Однако боги затмили взор или разум убийцы – Кассий принял союзников за врагов. Он вообразил, что Брут уже пленен или убит, и, не потрудившись проверить догадку, покончил с собой.

Для триумвиров это стало настоящей удачей – ведь как полководец Кассий значительно превосходил Брута. Убийцы потеряли своего лучшего воина.

Брут отступил и засел в укрепленном лагере, где проводил время в шатре, предаваясь невеселым раздумьям. Несмотря на поражение, положение его не было безнадежным: стоило дождаться зимы, и она сыграла бы на его стороне, уморив противника голодом. Однако Брут не умел руководить людьми и пошел на поводу у нетерпеливых солдат, побудивших его напасть на триумвиров на следующее утро после того, как ему явился Цезарь.

Антоний и уже вылезший из болота Октавиан снова победили. Гибель Кассия подорвала боевой дух его солдат. Брут покончил с собой, и отношение к поверженному врагу еще раз наглядно продемонстрировало разницу характеров Антония и Октавиана. Антоний почтительно накрыл тело пурпурным плащом военачальника, но Октавиан сорвал покров, отрубил Бруту голову и отослал ее в Рим, дабы положить у ног статуи Цезаря.

Итак, Брут и Кассий, как и должно было случиться, вонзили свои проклятые кинжалы в собственные сердца.

То, что случилось при Филиппах, удовлетворило Марса Мстителя – и самого Цезаря.

Глава 7

Обстановка в мире вновь изменилась, хотя в курсе происходящего были только мои советники, придворные и я. Большая часть населения Александрии, не говоря уж об остальном Египте, жила своей жизнью.

Помимо государственных забот у нас имелись и житейские. Например, Ирас заявила мне, что попытка стать мореплавательницей загубила мою кожу.

– Смотри, ее разъела соленая вода и обожгло солнце! – говорила она. – Все шелушится – смотреть страшно!

Олимпий согласился с ней. Он сказал, что я похожа на предсказателя из оазиса Моэрис.

– Предреки нам будущее, – предложил он, наклонив набок темную голову. – Кто будет властвовать над миром и долго ли?

– Предсказательница из меня не выйдет, – ответила я. – Во всяком случае, если дело касается политики.

– А как насчет личных перспектив, моя Цирцея? Можешь сказать, женюсь ли я на Фебе?

Олимпий, что казалось странным при его саркастическом нраве, влюбился и, как это часто бывает с такого рода скептиками, полностью отдался любви. А попросту говоря, одурел.

– Если ты ее попросишь, – ответила я.

До сих пор он ждал, полагая, что она прочтет его мысли.

– Ну, это уж слишком, – со смехом отозвался Олимпий.

– А вот ты, моя госпожа, – вмешалась Ирас, – никогда не выйдешь замуж, если срочно не займешься своим лицом. Но ничего, средства есть. У нас в Нубии, где солнце палит еще нещаднее, кожу спасают ослиным молоком.

– Помогает и миндальное масло, – порекомендовал Олимпий. – Его раздобыть легче.

– Сколько ослиц надо подоить, чтобы получить нужное количество молока? – осведомилась я, поскольку эта идея показалась мне забавной. – Или в Александрии их достаточно?

Олимпий поднял брови.

– Миндаль тоже пойдет в дело, – шутливо пообещала я.

Но напоминание о замужестве не радовало. Хотя бы потому, что Мардиан упорно склонял меня к такому шагу.

Я лежала в низкой мраморной ванне, наполненной ослиным молоком, втирала белую жидкость в кожу и размазывал по лицу. Пальцы моих ног, высовывавшиеся из белой жидкости, выглядели странно. Ширма из сандалового дерева отгораживала меня от Мардиана, мерившего шагами комнату. Чтобы не скучать в ванной и не терять попусту время, я сочетала процедуры с деловыми беседами.

– Моя дорогая госпожа, – говорил евнух, и его голос звучал еще выше обычного, поскольку Мардиан был раздражен. – Этот вопрос весьма тревожит твоих подданных.

– О чем им беспокоиться, – упорствовала я, – если наследник уже имеется? У меня есть соправитель. Даже римляне признали Цезариона.

Совсем недавно была выпущена новая серия монет со сдвоенным изображением меня и сына.

– Цезариону всего пять лет, – гнул свое Мардиан, приблизившись к ширме. – Жизнь полна неожиданностей, и ни у кого из нас нет уверенности в будущем. Если Цезарион не достигнет зрелости, династия прервется. И разве ты собираешься выйти за него замуж?

– Не говори глупостей, – ответила я, поливая пригоршнями молока свои плечи.

– Но посмотри на происходящее со стороны. Весь