Раз и навсегда - Джудит Макнот

Прелестная жена Джейсона Мелисса была в восторге отперспективы оказаться в Лондоне в качестве маркизы Уэйкфилд, но ни ее истерики,ни уговоры Чарльза никоим образом не действовали на Джейсона. Последнему небыло никакого дела до титулов, и он не питал ни на грош симпатии к родуФилдингов, над которым нависла угроза потери титульных прав.

Чарльз уже было почти отказался от своего замысла, как вдругнашел идеальный аргумент. Однажды вечером, когда он наблюдал, как Джейсониграет со своим маленьким сыном, его озарило, что существует лишь один человекв мире, ради которого Джейсон пойдет на все, – его сын Джеймс.

Поэтому Чарльз немедленно изменил тактику. Вместо того чтобыпытаться соблазнить Джейсона теми благами, которые ждут его по возвращении вАнглию, Чарльз сделал акцент на том, что, отказываясь стать наследникомгерцога, Джейсон лишает и маленького Джейми родовых прав. Ведь титул и прочеенаследие старинного рода в конце концов должны были отойти к Джейми.

Эта тактика сработала.

Джейсон назначил компетентного человека управлять своимиделами в Дели и переехал с семьей в Англию, рассчитывая создать «королевство»для своего малыша. Джейсон охотно тратил огромные деньги на восстановлениезахиревших поместий Атертонов и доводил их до такого великолепия, какое впрошлом их владельцам и не снилось.

Пока Филдинг-младший активно занимался реставрационнымиработами, Мелисса поспешила в Лондон, чтобы занять подобающее место в обществев качестве новой маркизы Уэйкфилд. В течение года по Лондону с молниеноснойбыстротой распространялись слухи о ее любовных связях. А еще через несколькомесяцев она погибла вместе с сыном…

Чарльз очнулся от печальных мыслей и, пока убирали со стола,предложил:

– Не отступить ли нам сегодня от традиций, Виктория? Что,если вместо того, чтобы в мужском одиночестве выпить бокал портвейна, мыпосидим вдвоем в гостиной? Мне до смерти не хочется уединяться.

Виктория не знала об этой традиции, но в любом случае быласчастлива отказаться от нее и открыто высказала это. Когда они были на порогегостиной, Чарльз привлек ее к себе и шепнул на ухо:

– Я заметил, что вы раньше срока сняли траур, дорогая. Еслитаково ваше решение, то я приветствую его – ваша мама ненавидела черное; онасама сказала мне об этом, еще когда была девочкой и ее обязали носить траур поее собственным родителям. – Проницательный взор Чарльза был устремлен на нее. –Это было ваше решение?

– Нет, – призналась Виктория. – Мистер Филдинг сегоднязабрал мою одежду и заменил этой.

Герцог понимающе кивнул:

– Джейсон не признает символов траура, и, судя по возмущеннымвзглядам, которые вы за ужином метали в его сторону, вы не очень-то егоодобряете. Вы должны сказать ему об этом. Не позволяйте ему садиться вам наголову; он не уважает трусости.

– Но я не хочу волновать вас, – озабоченно сказала она. – Выговорили, что у вас больное сердце.

– Не беспокойтесь обо мне, – хмыкнул он. – Сердце слабое, ноне настолько, чтобы не выдержать небольшого волнения. Пожалуй, это даже полезнодля меня. Моя жизнь до вашего приезда была невероятно тоскливой.

Когда Джейсон устроился в кресле с сигарой и бокаломпортвейна, Виктория несколько раз собиралась с духом, чтобы поступить всоответствии с рекомендацией Чарльза и завести разговор об одежде, но каждыйраз в последнюю секунду мужество оставляло ее.

Джейсон был одет в серые брюки и фрак, темно-синий жилет ижемчужно-серую шелковую сорочку. Несмотря на элегантную одежду инепринужденность, с которой он устроился в кресле, вытянув вперед длинные ноги,весь его облик говорил о непреклонности и властности. Даже в его позе,казалось, было нечто угрожающее, и у нее возникло ощущение, что его элегантныйкостюм и праздный вид были не чем иным, как маскарадом, предназначенным дляубеждения легковерных в том, что он вовсе не жестокий дикарь, а вполнецивилизованный человек.

Он чуть подвинулся, и Виктория украдкой снова взглянула нанего. Джейсон сидел, свободно положив руки на подлокотники кресла-качалки,откинув темноволосую голову назад, так что лицо скрывалось в тени, лишь изредкапоблескивал белоснежный оскал зубов да покачивалась зажатая в них тонкаясигара.

Холодок прошел у нее по спине, когда она подумала о том,какие неразгаданные тайны кроются в его прошлом. Наверняка их должно бытьнемало, раз он стал таким циничным и недоступным. Маркиз Уэйкфилд выглядел какчеловек, повидавший и испытавший ужасное и невообразимое, способное ожесточитьи сделать ко всему равнодушным. Однако он, несомненно, был хорош собой – этобыла колдовская, опасная красота: зеленые, как у пантеры, глаза и великолепноесложение.

Виктория не могла отрицать, что, не испытывай она, находясьрядом с ним, постоянного страха, ей было бы приятно с ним побеседовать. Какзаманчиво, наверное, подружиться с таким человеком – так же заманчиво, каксогрешить с ним, признавалась она себе в душе, – но так же глупо, какпопытаться подружиться с дьяволом. И вероятно, не менее опасно.

Виктория собралась с силами и только приготовилась вежливо,но твердо настоять, чтобы ей вернули траурное одеяние, как неожиданно появилсяНортроп и объявил о прибытии леди Кирби и мисс Кирби.

Виктория заметила, как Джейсон напрягся и бросилсардонический взгляд на Чарльза. Тот озадаченно пожал плечами и повернулся кНортропу.

– Отошли их под благовидным… – начал он, но было уже поздно.

– Не нужно церемоний, Нортроп, – послышался твердый голос, ив гостиную вплыли тучная женщина в красно-коричневом наряде, наполнившая залутерпким ароматом духов, и симпатичная брюнетка приблизительно одного возраста сВикторией.

– Чарльз! – произнесла леди Кирби, сияя улыбкой. – Мнесообщили, что вы сегодня заезжали в деревню в сопровождении молодой леди поимени мисс Ситон, и, естественно, я сочла необходимым познакомиться с ней. – Непереводя дыхания, она весело обратилась к Виктории:

– Должно быть, вы и есть мисс Ситон. – Сделав паузу, она сминуту самым тщательным образом изучала лицо Виктории, будто искала в немизъяны. Ее поиски увенчались успехом. – Что за впадина у вас на подбородке, моядорогая? Как это случилось? Несчастный случаи?

– От рождения, – покорно пояснила девушка, слишкомочарованная забавной леди, чтобы обидеться. Ее всерьез заинтересовал вопрос, непереполнена ли Англия занятными, плохо воспитанными, много себе позволяющимилюдьми, чьи странности то ли поощряли, то ли не замечали из уважения к титулами богатству этих людей.

– Как жаль, – сказала леди Кирби. – Это, наверное, мешаетвам или причиняет боль?