Мозг вне возраста. Протоколы и свидетельства людей, победивших Альцгеймер - Дэйл Е. Бредесен

Большую часть последних четырех с чем-то лет я способен ясно мыслить. Сейчас я понимаю, что мои проблемы с мышлением начались намного раньше, чем я первоначально думал. Примерно в возрасте 55 лет у меня случались какие-то ситуации, но я просто игнорировал их или считал следствием стресса.

Не поступайте так, как я. Не затягивайте с лечением. Чем раньше вы увидите свои проблемы или начнете вести более здоровый образ жизни, даже если вы не испытываете трудностей, тем лучше будете жить. Протокол предотвращает заболевание. Вам не стоит доходить до той точки, до которой дошел я.

И да, я закончил книгу. «Сползание в деменцию» завершилось «Поражением деменции», и вместе с доктором Бредесеном я хочу верить, что она поможет распространить мой опыт повсюду. А я навсегда останусь благодарен доктору.

КОММЕНТАРИЙ

История Фрэнка иллюстрирует наиболее важные моменты, один из которых касается многих других пациентов: улучшение обеспечивается посредством работы с реальными факторами, которые ведут к когнитивному спаду, а не с помощью попытки перехитрить болезнь, используя одно-единственное лекарство. Сколько времени вы сможете поддерживать улучшение? Наш ответ – не менее девяти лет (так как первые пациенты начали соблюдать протокол девять лет назад), но когда скорректирована лежащая в основе заболевания нейрохимия, то есть все причины верить, что улучшения продлятся на десятилетия. Можем ли мы создать глобальную программу, которая позволила бы всем сохранять острый ум до 90 или 100 лет и избежать деменции? Это и есть наша цель.

Накануне своего пятидесятого дня рождения вместо подготовки к празднованию я оказалась на краю гибели. В течение нескольких лет я страдала от странных, но постоянных и, казалось бы, не связанных между собой симптомов. Мои врачи разводили руками и не могли ничего объяснить. Я решила, что участие в генетическом тестировании может дать ключ к разгадке. Я обратилась в 23andMe – частную биотехнологическую компанию, работающую непосредственно с заказчиками генетических тестов, – и попросила прислать мне специальный набор. Как только он прибыл, я плюнула в тестовую пробирку и начала ждать. Через несколько недель на электронную почту прибыли результаты. Я зашла на сайт и просмотрела их. На мой нетренированный взгляд ничего примечательного. Уф…

Затем, в самом конце, у одной из групп результатов, я увидела, что должна поставить несколько галочек и посмотреть видео. Оно было о гене, связанном с болезнью Альцгеймера. Я мало знала об этом заболевании и (в тот момент) не интересовалась семейной историей. Я пропустила это, поставила все галочки, притворившись, что посмотрела видео, и открыла результаты. Ничего хорошего. На самом деле, очень плохо. Я узнала, что вхожу в крошечную часть населения (менее 2 % – около 7 миллионов американцев) – носителей двух видов гена ApoE. Раньше я никогда не слышала об этом гене, но я быстро записалась на экспресс-курс, чтобы узнать все, что возможно.

Статистические сведения о гомозиготах ApoE4 (людях, которые несут два гена ApoE4) были зловещими, поскольку я поняла, что имею более 90 % вероятности развития у меня болезни Альцгеймера. А еще хуже, что исследователи иногда называли это геном «уязвимости». Его носители подвержены не только болезни Альцгеймера и другим видам деменции, но и заболеваниям сердца, а также часто живут недолго. Собирая информацию, я наткнулась на анекдот о Джеймсе Уотсоне – соавторе открытия структуры ДНК. Имея перед собой собственный геном, он решил, что не хочет знать об одном гене – ApoE. Осознание того, что он может нести лишь один ApoE4 (что намного меньше двух), было свыше его сил. В то время все соглашались, что для минимизации риска ничего нельзя сделать. Я начала тонуть в потоке информации.

Это было более восьми лет назад. В поисках дополнительных сведений я обратилась в Ассоциацию Альцгеймера (Alzheimer’s Association). На их сайте было сказано, что болезнь Альцгеймера не лечится лекарствами и вообще ничем, а еще она прогрессирует. В среднем пациенты умирают в течение десяти лет после начала симптомов. Более всего меня испугало утверждение о том, что профилактики нет. Примерно в то же время моему кузену поставили диагноз болезнь Альцгеймера на основании симптомов, и исследование его цереброспинальной жидкости его подтвердило. Я считала, что эта болезнь поражает только стариков, но мой кузен был моложе меня на несколько месяцев. Его страшное настоящее заставило меня впервые задуматься, что это может быть и моим будущим. Меня на самом деле парализовал страх.

Тогда у меня уже были некоторые когнитивные нарушения, но я относила их на счет стресса, перименопаузы и напряженного образа жизни – на счет чего угодно, только не болезни Альцгеймера. Желая просто подбодрить себя, я решила пройти когнитивный тест онлайн на веб-сайте по тренировке мозга. Учеба мне всегда давалась легко, и я была отличницей. С удивлением я обнаружила, что набрала средний 30-й процентильный эквивалент для моей возрастной группы.

Я несколько раз повторила тестирование, но получила все тот же результат. Я обратилась к мужу – моему крепкому плечу, – чтобы тот сказал, что я делаю из мухи слона. Я рассказала ему о высоком генетическом риске заболевания Альцгеймером и о своих низких баллах по когнитивному тесту. Вместо того чтобы успокоить меня, он сказал: «Ну, это многое объясняет!» Сначала я рассердилась на него. Почему он не ободрил меня? Но он тоже волновался. Брюс – пилот на международных линиях и часто уезжает на неделю. Он начал беспокоиться о том, что от поездки к поездке я становлюсь все хуже.

Меня заставили честно посмотреть на себя и понять, что я уже некоторое время сражаюсь с заболеванием. В местных магазинах я несколько раз за последнее время встречалась с людьми, которые тепло приветствовали меня, говорили со мной на личные темы – о моей семье и о своей. Я понимала, что должна знать, кто они, но я не знала. Во время этих бесед я теряла нить разговора и старалась как можно быстрее вернуться к теме. Был случай, когда я ехала домой с работы по обычному маршруту. Я подняла голову, чтобы посмотреть на светофор у дома, и в течение нескольких ужасных секунд не могла понять, где я. Иногда со мной стало такое случаться. Меня это беспокоило настолько сильно, что я начала планировать маршруты, даже если ехала в знакомые места. С течением времени мой мир становился все меньше и меньше.

Я заметила, что моя личность меняется. Всю жизнь я была находчивой, любопытной, жизнерадостной и трудолюбивой. Но сейчас мне стало трудно поддерживать беседу. Я всегда жадно читала, а теперь долго вспоминала героев, сюжет и даже предложение, которое только что прочитала. Чтение больше не доставляло мне удовольствия. Простые вещи, когда-то казавшиеся легкими, вроде работы с чековой книжкой, оплаты счетов или расчета чаевых в ресторане, стали трудными. Я не понимала, почему мне приходится сражаться с такими обычными задачами. Муж и сын стали говорить о моей вспыльчивости. Стараясь не беспокоить меня, они ходили на цыпочках. Я замечала, какими взглядами они обмениваются, но ничего не могла сделать.