Компания дьявола - Дэвид Лисс

— Я польщен вашим вниманием и удивлен.

— О, я видел вас на ринге много раз, — сказал он. — Я даже видел ваш последний матч с Габриэнелли, когда вы сломали ногу, помните?

— Помню, — глупо ответил я, удивляясь, что он подумал, будто можно забыть такое.

— Да, никогда не забуду, как вы сломали ногу. Рад, что вы пришли. Можно взглянуть?

Признаюсь, я был ошарашен.

— На мою ногу?

— Да нет, болван, — резко сказал он. — Доклад. Дайте его мне.

Я сделал вид, что не заметил оскорбления, и протянул ему документы.

Он открыл папку и, одобрительно кивая, проглядел ее, дабы удостовериться, что ничего не пропало. Потом взял из красно-черной керамической вазы с восточным узором какую-то твердую коричневатую штуку, положил ее в рот и начал методично жевать с таким выражением, будто она была противна и одновременно неописуемо приятна на вкус.

— Очень хорошо, — пробормотал он. — Ничего не пропало, нам повезло. Иначе пришлось бы делать все заново. Когда я обнаружил пропажу, то решил, что появилась возможность увидеть, как действует Уивер в его новой ипостаси, но я не был до конца уверен, что не оставил документы в своем загородном доме. Я велел слуге поискать и ждал его доклада с минуты на минуту. И вдруг получил вашу записку. Настоящее везение. Где вы его нашли?

У меня было заготовлено объяснение, и я отвечал с уверенностью:

— Я задержал одного известного продавца краденого, у которого нашел большое количество личных вещей. Когда увидел эти бумаги, решил, что они важные и что их владелец обрадуется, если они к нему вернутся.

— Я действительно рад, — сказал он, продолжая жевать коричневый комок. — Очень хорошо, что вы решили принести их мне. Знаете ли, это большой подарок нашего острова остальному миру — наша свобода. Никакой арсенал или оружие в арсеналах во всем мире не имеет такой силы, как воля и моральный дух свободных людей.

— Я не задумывался над этим, — сказал я.

— Естественно. Скажите, что я могу предложить вам в качестве вознаграждения за ваши труды?

Я сделал вид, что задумался.

— Бумаги не имеют существенной ценности сами по себе, а я обычно беру гинею за возврат подобной вещи. Но поскольку вы не нанимали меня для розыска своих бумаг и поскольку их розыск не требовал от меня дополнительных усилий по сравнению с теми действиями, которые уже были оплачены, я, по совести говоря, не вправе требовать платы. Единственное, о чем я прошу: если в будущем у Ост-Индской компании возникнет необходимость в услугах, подобных тем, что я оказываю, не сочтите за труд обратиться ко мне.

Эллершо обдумывал сказанное мной, продолжая жевать свой странный коричневый шарик, отчего его зубы покрылись коричневым налетом. Его лицо исказила недовольная гримаса.

— Нет, так не пойдет. Совсем не пойдет. Мы не можем все так оставить.

Я думал, что он скажет что-нибудь еще, но беседа неожиданно прервалась. Он вдруг перестал говорить и сморщился, будто от внезапной невыносимой боли. Схватился за край стола, зажмурился и закусил нижнюю губу. Через несколько секунд уже казалось, что худшее позади.

— Проклятье. Мне нужно принять эмульсию. — Он потянул за шнур, болтавшийся рядом, и где-то в отдалении послышался звонок. — Какая вам нужна работа? — спросил он.

Я рассмеялся:

— К счастью, сэр, я не испытываю недостатка в людях, которые нуждаются в моих умениях. Сейчас я пришел к вам не для того, чтобы просить у вас работу. Я лишь прошу, чтобы в будущем, если возникнет необходимость, вы обращались ко мне.

— Нет, так не пойдет. Я слишком рад, что наконец встретился с вами, и не могу позволить вам уйти на таких неопределенных условиях. Я знаю, вы человек гордый, борец и тому подобное. Вы никогда не признаетесь, но, должно быть, трудно жить от заказа до заказа.

— Да вроде бы прежде я особых трудностей не испытывал.

— Конечно испытывали, — сказал Эллершо со снисходительной улыбкой. — Посмотрите на себя, сэр. Несмотря на ваш чистый костюм и все такое прочее, всем сразу видно, что вы еврей. Должно быть, для вас это ужасное бремя.

— До сих пор это было вполне переносимое бремя.

— И все же, несмотря на ужасное бремя, вы наслаждаетесь той же свободой, что и англичанин, практически как если бы вы были англичанином. Разве это не прекрасно? Свобода — это, как вы знаете, право подвергать сомнению и менять установленный ход вещей. Это постоянная революция рынка, и полагаю, не важно, о каком рынке речь — индийских тканей или краденых часов.

— Ценю ваше мнение о данном предмете. — Я с тоской посмотрел на дверь.

— Что же касается евреев, это другой вопрос. Естественно, бремя не является частью свободы. Мы должны быть свободными, невзирая на бремя. Так вот, уверен, тот факт, что вы еврей, мешает вам общаться с джентльменами. Но я, поверьте, не отношусь к подобным людям. Уверяю вас, я не придаю этому значения. Мне все равно, что вы походите на еврея или что вы пришли вернуть украденные бумаги, выглядя немногим лучше, чем нищий. Все это не имеет для меня никакого значения. Сказать вам, почему?

Я попросил его сказать.

— Потому что я видел, как вы деретесь на ринге, сэр. Я знаю, какой вы человек, даже если остальной мир плюет на вас.

— Прошу прощения… — начал я.

Он не обратил внимания на мои слова.

— Для всех вы, сэр, не более чем презренная ищейка, недостойная чистить трубы в их домах. Но я вижу в вас нечто большее. Знаете, у меня возникла идея, что с вами делать. Хотите, скажу?

Однако услышать об его идее немедленно мне не удалось, так как в эту минуту в дверь тихонько постучали, и, прежде чем Эллершо ответил, дверь распахнулась и в комнату вошла служанка с подносом в руках. На подносе стояла чашка с какой-то дымящейся жидкостью, от которой пахло грибами и лимоном. Я ни за что не стал бы это пить. Но не странный чай приковал мое внимание, а сама девушка. Ибо это согбенное и покорное создание, каким подобает быть служанке в доме, полном бесцеремонных мужчин Ост-Индской компании, была не кем другим, как мисс Селией Глейд, той смелой женщиной, которая вручила мне документы в этой самой комнате.

Мисс Глейд поставила чашку на стол перед Эллершо и сделала реверанс. Она не взглянула на меня — хотя наверняка узнала.

При дневном свете я понял, что недооценил ее красоту. Девушка была высока и удивительно хорошо сложена. Нежное круглое личико с высокими скулами, лоб высокий, губы алые. Глаза бездонно-черные, как и волосы, на фоне которых ее кожа казалась еще белее. Я с большим трудом удержался, чтобы не смотреть на нее во все глаза, то ли от смущения, то ли от восторга.

— Может быть, хотите, чтобы Селия и вам что-нибудь принесла выпить? — сказал Эллершо. Он выплюнул остатки коричневого кома в ведро, стоящее на полу. — Вы пьете чай, сэр? У нас есть чай, можете не сомневаться. У нас есть такие сорта чая, которых вы никогда не пробовали и о которых даже не слышали. О таких сортах ни один белый человек за пределами компании никогда не слышал. У нас есть чай, который мы импортируем для собственных нужд. Он слишком хорош, чтобы его продавать на потребу публике. Вы ведь хотите попробовать такой чай, правда?