Очень много счастья, пожалуйста! - Вера Радостная

Я остановилась, затаив дыхание.

— Там, конечно, трэш внутри. Сосед не поленился вывезти мебель. Кое-что осталось, конечно. Но немного, самое потрепанное. Ну, и ванна, туалет, раковина. До ремонта руки никак не доходят. Думал еще, когда дети подрастут, можно их отселить в эту квартиру. Вроде бы, и рядом, и сами себе хозяева.

— К-какие дети? — еле выговорила я, в горле пересохло.

— Ну, если бы они были. Гипотетические дети.

Не знала, что ответить. Да как мне везет! Неужели я смогу поспать сегодня, ни о чем не переживая?! Да просто какое-то волшебство! Не зря считала чудеса. Они, правда, растут.

— Постой, а Казанова кто такой? — опомнилась я.

Почему-то мое воображение рисовало придурковатого друга с неудачной личной жизнью, вечно сующего нос, куда не просят.

— Шерстистый, упитанный товарищ. Накаченные ляжки, усы, голубые глаза. Девушки обычно пищат от восторга.

Я брезгливо поежилась.

— Да котяра это! — во весь голос расхохотался мужчина. — Морда шире моей! Шастает с балкона на балкон, нет на него управы.

Пришлось слабо хихикнуть в ответ. Вроде как, оценила шутку. Надеюсь, котяра безобидный. И когти ему стригут. И кормят хорошо, чтобы на людей не кидался.

Под звуки стучащего по асфальту чемодана Борис рассказывал мне истории своих о неудачных ремонтах. Не знаю, зачем. Чтобы проверить чувство юмора, насмешить или чтобы подогреть любопытство к той квартире, где жил он сам. Я смеялась так, что заболел живот. Когда мы подошли к дому, я уже могла только издавать редкие заливчатые звуки, держась за бок.

— Вот теперь, когда ты больше не можешь смеяться, расскажу тебе правду, — излишне зловеще прошептал мужчина.

Я не смогла с испуга ничего проговорить в ответ. Открыла рот и слушала.

— В подростковом возрасте меня отправили в лагерь вместе с друзьями. И вот последний день. Родители приезжают забирать детей. Мы с друганами вместе ждем своих, смеемся, строим планы. Вдруг вижу, как мать бежит ко мне. Отец сидел в машине, а она бежит, машет руками, посылает воздушные поцелуи. Кричит за версту: «Боречка! Боречка!» Я стараюсь быстро проститься с ребятами. Знаю, как мать добежит, обслюнявит похлеще сенбернара. А тут братва стоит, смотрит. «Боре-ечка! Живой! Сыночек мой любимый!» — слышу я. И хвать меня тискать…Быстро она у меня бегает, ага. Мастер спорта по легкой атлетике, доктор психологических наук. Уткнулась носом в шею, зажмурилась от счастья и как выдаст: «Родненький мой! Лялечкой, как всегда, вкусно от тебя пахнет!» Ребята аж заржали. А я назло, как домой приехал, натер кожу перцем. Едва до ожога не дошло. Мне потом эту «Лялечку» до института вспоминали. Ну, перестали вспомнить, когда я, собственно, разорвал со всеми ними отношения.

— Не смей так больше никогда делать, — треснула я его по плечу.

— Как?

— Зловеще шептать, — передразнила Бориса. — И вовсе не «Лялечкой» пахнет.

Хотя я и не представляла, как она пахнет и что вообще значит «Лялечка»: маленький ребенок или, может, девочка?!

— Домашней выпечкой пахнет, — сглотнула я слюну.

— Е-ёпт, — взвыл Борис. — Неужели французская бриошь?!

— А мне нравится! Куда лучше, чем зловонная спиртовая жидкость, от которой чешется нос.

Квартира напоминала декорации из триллера. Коридор выглядел лучше всего. Прошлые владельцы оставили огромный шкаф-купе и зеркало у входа. Люстру они вынесли. На потолке висела лампочка явно из советских времен.

В гостиной напротив окна стоял разложенный диван. Борис предупредил, что лучше не пробовать его собирать, заклинит. Я, правда, и не думала ставить эксперименты над диваном. С недоумением рассматривала странную композицию из деревянных табуреток у окна. Насаженные одна на другую, как кольца из детской пирамидки, они были подозрительно чистыми. Сделанными со вкусом, который абсолютно не сочетался с остальной немногочисленной мебелью. Выполненными из качественного материала — массива дерева. Мало того, они казались практически новыми. Как соседи могли их оставить?

— Мрачновато, да? — недобро улыбнулся Борис. — Зато атмосферно. Там вторая комната и балкон.

Он приоткрыл дверь, и я увидела абсолютно пустое пространство. Настоящая одиночная камера! Только стены слишком веселенькие. Одна с бежевыми обоями, вторая — с репродукцией моря, третья — зеленая, четвертая — просто с темно-серой штукатуркой.

— Давай покажу кухню, — прервал Борис мои мысли о том, что наконец-то смогу медитировать каждое утро, глядя на море.

— Не слишком уютно, зато без тараканов, — хмыкнул мужчина. — И кое-что из техники осталось.

Едва я без всякой задней мысли открыла дверцу холодильника, как Борис, закричав, едва не вытащил меня из кухни.

— Вещи пока разбери. Тут не прибрано, — хлопал он меня по спине, чтобы я поскорее исчезла.

Сделала вид, что ушла в коридор. Уже люблю этот коридор! В нем хотя бы не кажется, что живешь в сумасшедшем доме. Но до коридора я, естественно, не дошла, затаилась в ванной комнате, чтобы проследить.

Что у него в холодильнике?

— Не смотри, расчлененные тела бывших забыл убрать, — хохотнул он, повернувшись ко мне спиной.

Я инстинктивно отвернулась.

— Кровищу у холодильника с пола подотри пока! — послышался голос, судя по всему, мужчина уже очутился у входной двери.

«Какую кровищу?!» — я рванулась не к холодильнику, а к выходу. Да с такой скоростью, что наскочила на Бориса.

Он выругался и выронил из рук что-то изрядно грохнувшее. Я посмотрела на пол — у ног мужчины валялись алюминиевые банки. С пивом.

— Квартирка для мужских посиделок?! — закатила я глаза.

Вот почему пирамида из нетронутых табуреток! А версия про гипотетических детей выглядела необыкновенно милой. Видимо, придумал ее специально, чтобы впечатлить.

— У меня в гостиной часть мебели — коллекционная. Хрен, где повтор найдешь. Я в свой дом мало кого пускаю. Это как часть меня самого. А здесь, даже если разнесут в хлам остатки, — не жалко.

Я виновато улыбнулась. Надо же: кажется, что он открытый человек, который сразу говорит то, что думает, и ничего не боится. Но на самом деле — это только оболочка, что-то выдуманное, призванное оберегать то хрупкое, что есть внутри.

— Проверю-ка шкаф, — отвернулась я. — Вдруг найду связанную стриптизершу, помогу ей бежать.

Услышав, как дверь захлопнулась, я вернулась на кухню. Борис ведь не обиделся из-за стриптизерши? Я просто пыталась пошутить в его стиле.

Кроме холодильника, на кухне сохранился чайник и маленький стол с ободранными ножками. И раковина, конечно. Неплохо! Кажется, у меня в чемодане лежит пара пакетиков любимого чая с ромашкой. Прямиком из родного дома.