Мальчик в башне - Полли Хо-Йен

Я делаю то же самое, но Дори говорит «Больше, Ади!», так что когда я начинаю есть, мне нравится. Каша горячая и сладкая, и я быстро уплетаю свою порцию.

В поисках еды я поднимаюсь в одну из квартир, куда еще не заглядывал, и наполняю рюкзак, как обычно. На лестнице я встречаю Оби и Бена. Они тащат вниз бутылки с водой.

Оби говорит «Доброе утро, Ади», когда проходит мимо, а Бен молчит. Только слегка кивает и пытается улыбнуться.

– Здравствуйте, Оби. Здравствуйте, Бен, – отвечаю я.

Я думаю: «Будь в порядке, Гайя, будь в порядке, Гайя, где бы ты ни была». Каждый раз, когда вижу Бена, вспоминаю, что Гайя уехала. Я думаю о ней каждый день, всей душой желая, чтобы с ней все было хорошо.

Дни проходят так же, как проходили до появления Бена. Только теперь он с нами, помогает Оби. И ест тоже с нами, но почти не разговаривает. Он все еще очень расстроен. Иногда я слышу, как он плачет.

Иногда в конце дня, если я не могу все унести, Бен помогает мне собирать еду, и я каждый раз понимаю, как одиноко мне раньше было в этих пустых, покинутых квартирах.

– Неплохой улов сегодня, Ади, – говорит однажды Бен по дороге к Дори.

Я несу тяжелый рюкзак, лямки врезаются мне в плечи. Бен неуклюже тащит большую ярко-синюю сумку, отставляя ее в сторону, чтобы не била по ногам.

– Как у тебя дела? – продолжает он.

Я задумываюсь над вопросом.

– Я в порядке.

– Знаешь, это нормально, если на самом деле… это не так, – говорит Бен. – Это нелегко. Жить с кем-то, кому… так плохо.

Я молчу, концентрируюсь на ходьбе, шаг за шагом.

– Бывают хорошие дни, бывают плохие. В хорошие дни кажется, что все меняется к лучшему, а в плохие… В плохие – что мир пытается тебя задавить.

Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Иногда мир кажется невыразимо огромным, а иногда – крошечным и слишком темным. Как черная пещера, у которой сжимаются стены.

– Но нужно верить в эти хорошие дни, – добавляет Бен.

Я вспоминаю, как мама покупала нам большие пачки мороженого, как я забывал о тех вечерах, когда она не могла встать с кровати.

Эти воспоминания кажутся золотыми.

Я смотрю на Бена:

– Я верю.

– Хорошо, – говорит он.

Больше мы ничего не говорим.

Мне кажется, мы поняли друг друга.

Теперь, когда с нами Бен, Оби ведет себя по-другому. Будто постоянно приглядывает за Беном краешком глаза. Странно: иногда мне хочется, чтобы все снова стало так, как было до прихода Бена. Когда были только я, мама, Дори и Оби.

Мне кажется, тогда Оби помогал бы я, а не Бен. Но я не люблю так думать, поэтому отгоняю эту мысль прочь.

Как-то раз, правда, Бен повреждает спину, поднимая что-то тяжелое. Ему приходится пойти прилечь и отдохнуть.

Я переживаю немного. Мне кажется, что это случилось из-за меня, из-за того что я думал нехорошие мысли, потому что на следующий же день Оби просит меня помочь.

Но я быстро об этом забываю.

Ведь я наконец-то узнаю, почему блюхеры не могут разрушить нашу башню.

Мы с Оби спускаемся в подвал. Я не был там с тех пор, как Оби выходил из башни. Когда я приматывал ему кислородную маску к лицу.

Мы проходим мимо комнат с огромным количеством бутылок с водой внутри. Их очень много. Я знаю, что Оби следит за водой, но я понятия не имел, сколько ее на самом деле.

Я так и говорю Оби, но он ничего не отвечает. Только издает негромкий звук, похожий на кряхтение и вздох одновременно.

В подвале изменилось одно: двустворчатые двери, которые ведут в коридор, на улицу, теперь наглухо запечатаны. Щели между створками и под потолком заклеены скотчем. А щель внизу заткнута какой-то тканью. А еще прямо поперек коридора к стенам приклеен большой кусок прозрачного пластика.

Оби видит, на что я смотрю.

– Чтобы споры не занесло, – объясняет он.

Мы проходим мимо комнаты с банками краски и заходим в комнату с пакетами чего-то белого и чего-то коричневого.

Подойдя поближе, я читаю надписи: СОЛЬ КАМЕННАЯ, СОЛЬ АНТИОБЛЕДИНИТЕЛЬНАЯ, КАМЕННАЯ КРОШКА. Кучи пакетов. Почти до потолка.

Оби закидывает один из пакетов, что побольше, себе на плечо. Выглядит тяжело и неудобно, но Оби выходит из комнаты, и я следую за ним. Мы поднимаемся на пятый этаж.

Посередине коридора лежит кучка вещей. Несколько пестрых шарфов, пластиковая лопатка – такими еще копают почву в садах, – ведро и защитные очки. Оби надевает очки и заматывает лицо шарфами, совершенно за ними скрываясь. Видны только стеклышки вместо глаз.

Он пересыпает часть соли из пакета в ведро и берет в руки лопатку. Я подумал, что он пойдет в одну из квартир, но Оби оборачивается и смотрит на меня. Будто он только что вспомнил, кто пришел ему помогать.

– Тебе нужно завернуться в шарф. Возьми один у Дори и возвращайся.

Я бегу наверх и, добравшись до Дори, дышу так часто, что едва могу говорить. Но, несмотря на мои вздохи, Дори все понимает. Она достает из нижнего ящика комода два шарфа и отдает мне.

Я бегу вниз к Оби. Он будто не сходил с места, пока я бегал к Дори.

Оби помогает мне завернуться в шарфы и затягивает их так крепко, что я боюсь задохнуться. Но нет, становится просто жарко и слегка тесно.

– Я зайду в эту квартиру и выйду через пять минут. Если не выйду, за мной не заходи.

– А что мне тогда делать? – спрашиваю я.

– Ничего. Возвращайся к Дори и расскажи ей, что случилось.

– А что может случиться?

Я слышу в своем голосе странную дрожь. Будто он сейчас сломается.

– Ну, это значит, что до меня добрались споры, – мягко отвечает Оби.

– Но почему? Откуда там споры?

И вот тогда Оби объясняет мне, как он все это время защищал нашу башню.

Блюхеры не могут прикасаться к соли. Они засыхают и умирают, если дотронутся до нее. Оби сначала этого не знал, но именно соль спасает нашу башню.

Оби узнал об этом сразу после того, как все уехали, так что он не мог никому рассказать. Никто больше не знает.

– Но они скоро догадаются, – говорит Оби. – Если даже такой старикашка, как я, смог. Но сейчас все бегом бегут от спор. Боятся их разнести. Поэтому здесь летать перестали и никто нас не спасает.

По крайней мере, так думает Оби.

Я спрашиваю, что он делает с солью. Оби отвечает, что просто высыпает ее в окно. Бо́льшая часть летит на землю, но что-то попадает на окна и выступы. Куда бы соль ни приземлялась, она работает: блюхеры не могут до нас добраться.