Королева в придачу - Симона Вилар

Зато теперь он был при дворе одной из самых влиятельных фигур. Второй человек после английского короля, как величали его иностранцы. Король осыпал его милостями – звание шталмейстера, доходная и ни к чему не обязывающая должность смотрителя тюрем Саутворка, должность главного конюшего двора; он получил рыцарский орден Бани, а также выгодное опекунство владений малолетней внучки Норфолка Элизабет Лизл, по сути, дающее ему право на виконтство Лизл... Да, теперь его жизнь была полна милого его сердцу стремительного темпа, блеска и интригующих событий... И только эта пустота внутри... Но у него была дружба короля. И он любил Генриха... И предавал ради своих целей.

Брэндон застонал, сцепив зубы. Порой он был противен самому себе!..

Он заставил себя отвлечься от мрачных мыслей, стал думать о предстоящей миссии, о Мэри Тюдор. И постепенно на его губах появилась улыбка.

Малышка Мэри! Она была так очаровательна, так забавна и мила. Брэндон проводил с ней много времени – это была необременительная и выгодная обязанность. Избалованная принцесса, она была такая остроумная, живая и хитрющая, как лисичка. Будь у него младшая сестра, он бы хотел, чтобы она была такой же, как Мэри Тюдор. Недаром Генрих так любил сестру! Он баловал и лелеял её до того момента, как её выходки не задели его воли, а этого король не прощал. Брэндон тогда даже испугался за принцессу. Когда она уезжала, он вышел попрощаться с ней, хотя мог вызвать этим гнев короля. Но все же Чарльз был привязан к малышке, ему даже не доставало её первое время, а потом он её забыл, даже стал равнодушен к слухам о ней. У него были свои заботы: обязанности при короле, командование судами во время Бретонских сражений на море, потом должность маршала в войнах с Францией, бои, переговоры, победы, где Брэндон открыл для себя, что, хоть он и превосходный воин и администратор, но никудышный стратег. Зато он был неплохим дипломатом, и сдача города Турне, по сути, была его заслугой. Ему ли было до воспоминаний о милой девочке, к которой он некогда был так привязан. Особенно когда он почти покорил правительницу Нидерландов. Почти... Порой Чарльз думал, что если бы Генрих со своей порой бестактной напористостью не вмешивался в их отношения, сам Брэндон достиг бы куда большего в отношениях с Маргаритой, а так она была просто шокирована явным навязыванием ей мужа.

Но Генрих настаивал... Он всегда хотел получать то, что нужно только ему. Причем был убежден, что это необходимо Англии и так хочет Бог. И теперь, возвращая сестру из ссылки, он считал, что ей будет во благо стать женой старого человека... который, однако, был королем могущественной страны. Хотя Мэри с детства приучали, что у принцесс особая судьба, судьба служить и покоряться. Но все же, когда Брэндон думал о ней – она помнилась ему неуклюжим, взбрыкивающим, тонконогим ребенком, но с очаровательным лицом и улыбкой херувима, – он невольно испытывал жалость. Однако все это глупые сантименты. Он сделает все как должно, доставит принцессу, и по пути настроит её на нужное отношение к Франции и союзу с ней, причем, как велел король, не намекая ни единым словом о предстоящем браке. На этом же особенно настаивал канцлер Вулси при их последней встрече, и это заинтриговало Брэндона. Что-то тут не так. Конечно, мало какую юную девушку приведет в восторг мысль о браке с человеком, который годится быть ей дедом, но Людовик – король Франции, и брак с ним возвысит принцессу небывало. Ведь именно к этому её исподволь готовили с детства. Хотя эти три года, что она прожила вдали от двора – четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет – это пора возмужания человека, время формирования личности и создания собственного мнения. И вот тут-то и крылась проблема. Что произошло с Мэри за это время, кроме физического созревания? Она ведь всегда была своенравной и неимоверно дерзкой особой. Брэндон вспомнил, какое насмешливое, злорадное, даже жестокое письмо прислала она Генриху по случаю кончины его первенца, пытаясь отомстить брату за его немилость. Глупо. Генрих тогда был в ярости, и Брэндон, понимая его, тоже сердился на принцессу. И спрашивается, что она добилась? Генрих уже собирался вернуть её ко двору, а в итоге сказал, что знать её не желает, и больше не упоминал о ней. Даже когда Катерина начинала просить его о снисхождении для принцессы, Генрих холодно обрывал её на полуслове. Однако он помнил о ней, ведь она была его сестрой и английской принцессой; и он выделил из казны значительную сумму в три тысячи фунтов, на её содержание. Сумму, какую они с Вулси так расчетливо присвоили себе... Да, для Брэндона улаживание этого вопроса являлось едва ли не самым трудным, однако он надеялся, что давнишняя симпатия, связывавшая его с принцессой, сыграет ему на руку. К тому же он опытный интриган, а она, по сути, стала провинциальной леди, так что ему не составит особого труда обвести её вокруг пальца. И все же... Все эти слухи, что принцесса столь умна, что ведет собственные дела, причем неплохо справляется... И эти вести о её необычайной красоте. С одной стороны, статус особы королевской крови моментально превращает женщину в ослепительное создание, но с другой, Мэри и ребенком была столь очаровательна, что его бы не удивило, если бы слухи не оказались преувеличением.

И неожиданно он ощутил интерес, почти любопытство, а с ними и нетерпение. Да, ему надо поспешить. Ему хочется поскорей выполнить поручение, а заодно и вновь познакомиться с загадочной опальной принцессой. И завтра он выедет как можно раньше... Хотя и не так скоро. Ведь ему ещё предстоит встреча с детьми.

Погода, которая поначалу благоприятствовала путникам, вскоре испортилась. Непроглядные туманы застилали все вокруг, вызывая лихорадку, несколько человек из свиты слегло, и они вынуждены были по пути оставить их. К тому же помощник Брэндона, Томас Болейн, оказался хитрее, чем о нем думали, и уже на следующее утро после возвращения Чарльза из Стилнэса попросил позволения съездить в свой замок в Кенте, куда недавно прибыла из Нидерландов его старшая дочь Мэри Болейн.

– Мне очень хочется увидеть ее, – говорил сэр Томас, не сводя с Брэндона своих темных, выразительных глаз. – Вы ведь понимаете, сэр, каково это, скучать по дочерям. А так я и встретился с моей Мэри, и даже привез бы её с собой. Я ведь примкну к вам при первой же возможности, а так как моя дочь сейчас не у дел, а её высочеству надо будет составлять свиту, то моя Мэри вполне может войти в окружение Мэри Английской.

Так он одновременно убивал двух зайцев. Брэндон не мог отказать ему после того, как в первый же день нарушил обязанности и покинул обоз, а во-вторых, устраивал положение дочери, то есть, получал своего человека при сестре короля.

Да, Брэндон не мог отказать ему, хотя и понимал, что теперь все тяготы пути теперь лягут на него одного, так как Гарри Гилфорд был не тем человеком, на которого можно положиться. Гилфорд более жаловался, чем помогал, а тут ещё Брэндону приходилось по мере продвижения обращать внимание на места, где им следует делать остановки на обратной дороге, дабы её высочество не испытывала неудобств в пути. В Саффолкшир обоз прибыл лишь в первых числах апреля. Тут небо вновь засияло голубизной и, когда они увидели за лесом зубчатые башни Хогли-Кастл, они показались путникам приветливыми и светлыми.

– Наконец-то я смогу встретиться с матушкой, – гарцевал на коне молодой Гарри Гилфорд.