Право на жизнь - Джек Кетчам

а она - его дневной медсестрой. Он чуть не выбил себе глаз щепкой, когда задел электропилой сучок в бруске 2х4. Они начали встречаться, а через шесть месяцев поженились.

Оба были единственными детьми у своих родителей, которых уже не было в живых. Кэт была католичкой, а Стивен - баптистом, хотя ни тот, ни другая больше не ходили в церковь. Стивен любил хвастаться, что это не имеет значения, он прочитал Библию шесть раз от корки до корки, и стал лучше разбираться в религии, чем сам Папа Римский. Они любили боевики и комедии, китайскую еду и пиццу. Они совершенно не любили работу по дому. Особенно мытье посуды. Как будто остатки еды вызывали у них отвращение. У них не было никаких заметных увлечений, если не считать митингов и демонстраций против абортов, на которые они больше не ходили, после того, как похитили ее. Они ни с кем не контактировали, если не считать Организацию. Читали только журналы - даже газет не было. Новости они узнавали с экрана телевизора. Говорили, что так проще.

У них был проигрыватель компакт-дисков, но они никогда им не пользовались. Вместо этого они смотрели телевизор.

Кэтрин была бесплодна.

Их это огорчало. Они считали, что ребенок укрепит их связь. По крайней мере, Кэт так считала.

Сейчас она редко разговаривала со Стивеном.

И видимо поэтому часто стало откровенничать с ней. Так Сара и узнала все это от Кэт. Та была одинока. Ей было скучно. И ей нужно было с кем-то поделиться наболевшим.

И кто еще лучше выслушает ее, как не ее любовница, если можно было таким словом определить статус Сары по отношению к ней.

С того дня, когда Кэт подставила Саре свою пизду, чтобы та отлизала ей, она приходила к ней все чаще и чаще. Всегда одна. Обычно ночью, когда Стивен спал, но иногда и днем, в обеденный перерыв или в выходные, когда он отлучался из дома по каким-то делам. Сначала раз в неделю, потом два раза в неделю, а потом почти каждую ночь.

Казалось, она была очарована телом Сары. Та поначалу думала, что ту возбуждает женское тело. Но позже поняла, что вовсе не оно привлекало похитительницу. По крайней мере, не в эротическом понимании. Она стала грузной и оплывшей. Талии не было, живот был огромным. От верха до низа живота проходила изрезанная темная линия. Ноги были распухшими. На груди проступили синие вены. Из сосков вытекало бледное, почти бесцветное молозиво.

Все это Кэт лизала, сжимала и кусала. Облизывала молозиво. Поглаживала набухший живот, словно лаская ребенка внутри него.

- Я медсестра, - сказала она. - Я просто собираюсь осмотреть тебя.

Кэт не часто принимала ванну или душ.

Ее клитор и влагалище были горькими на вкус.

То, что Кэт делала с ней и заставляла делать ее, казалось, одновременно постыдно и возбуждающе. Когда все заканчивалось, похитительница всегда хотела поговорить. Болтала, как будто разговаривала с подружкой. О своих пациентах в больнице или о мебели, над которой работал Стивен. О погоде, о том, что ее машина нуждается в техосмотре, о телефонных счетах, о платежах за дом, о фильме, который они смотрели по HBO накануне вечером. О чем угодно. Нервные разговоры с отводом глаз, пока Сара стояла, привязанная к крестовине, а чаще к креслу или раздвижной панели Длинного ящика.

Она рассказывала свои истории об Организации, которые были не хуже, чем у Стивена.

* * *

Однажды Кэт показала ей фотографии. Черно-белые фотографии ее отца, поливающего газон. Ее учеников, играющих на школьной площадке в Уинтропе. Ее сестры, выходящей из машины с пакетом покупок в руках.

Грега. Идущего по усаженной деревьями улице в Райе между женой и сыном.

Привязанная к стулу, Сара жадно всматривалась в знакомые, такие родные лица любимых людей.

- Он красавчик, - сказала Кэт. - Я не виню тебя за то, что ты трахалась с этим парнем.

- Мы не просто трахались. Мы любили друг друга.

- А как же его жена и ребенок?

- А что с ними?

- Они... семья. Посмотри на них. Они выглядят счастливыми вместе.

Сара снова посмотрела на фотографии. По крайней мере, Грег на ней не улыбался.

- Они не улыбаются.

- Но они все же семья. Почему ты хочешь разрушить семью?

- Я не хотела.

- Ты хотела. Рано или поздно ты бы это сделала.

- Я не могу знать, что было бы...

- Я думаю, это чертовски эгоистично с твоей стороны. Твое место здесь. Так будет лучше для всех.

Если то, что чувствовала Кэт, лаская тело Сары и принуждая ту к ответным ласкам, было смесью стыда и возбуждения, то Сара чувствовала только стыд. Но, как и в случае со Стивеном, она подчинялась. Отказ грозил не только убийством, но и самоубийством. Фотографии были доказательством того, что у похитителей длинные руки, если она вообще нуждалась в доказательствах к тому времени. Организация существовала. Знали они об этом или нет, но все, кого она любила, зависели от ее поведения.

* * *

Однажды днем Стивен показал ей револьвер. Он сказал, что это 45-й калибр. Покрутил стволом у нее перед лицом. Поставил на предохранитель. Направил на нее. Щелкнул спусковым крючком.

Она уже видела ружье. Очень близко. Слишком близко.

После этого вела себя хорошо.

И в результате порки и пытки стали реже. Они уже почти не надевали ей ящик на голову. Теперь ее выпускали из Длинного ящика надолго. Настаивали, чтобы она занималась спортом ради ребенка. Наклоны. Повороты. Подъемы ног. Ее рацион по-прежнему состоял в основном из сэндвичей, но ей стали давать сок, молоко, травяной чай и иногда остатки китайской еды или кусок пиццы.

Ей разрешалось одеваться.

Выцветшие домашние халаты или балахоны, которые даже с ее животом все еще свободно болтались на ней. Кэт сказала, что они принадлежали ее матери и выглядели соответствующе. Дешевая старушечья одежда, безнадежно вышедшая из моды. Но она была ей сейчас дороже, чем когда-либо станут оригиналы от Ральфа Лорена. Ей не разрешалось надевать ни трусики, ни лифчик.

Ей по-прежнему приходилось раздеваться по первому их требованию.

Но в основном в этом усердствовала Кэт.

После первых трех месяцев или около того Стивен изменился. Она легко могла определить, когда именно начались перемены.

В последний раз, когда она ослушалась его.

В первый и единственный раз, когда она попыталась убежать.

К тому времени ее перестали безвылазно держать в подвале, разрешили подниматься