Избранные произведения - Лайош Мештерхази

продолжая наблюдать за дождевыми струями. Ливень понемножку переставал. Официант заговорил, в его голосе тоже не чувствовалось удивления.

— Где платят взносы металлисты?

— Профсоюз, — я сразу осмелел.

— Ага, — профсоюз, — наконец он соблаговолил посмотреть на меня. — Профсоюз? Здесь вроде неподалеку, — сказал он после некоторого раздумья. — По той улице, потом свернете за угол направо, там недалеко, шестой или восьмой дом. Серое многоэтажное здание. На первом этаже кафе, там он и есть.

Я поблагодарил, а он в это время как бы подтверждал свои собственные слова:

— Да, да, профсоюз, это, конечно, там.

Я решил, что этот официант безусловно неорганизованный[14] рабочий и это просто удача, что он знает: место уплаты взносов обычно и бывает в таких местах, как гостиница или трактир. Не было в таких маленьких городах домов профсоюзов, даже небольшого помещения не было… В определенный день недели или каждый день на один-два часа снимали в гостинице отдельный зал, туда приходили рабочие, там, по сути дела, и была контора.

Дождь вскоре почти перестал. Официант быстро зашагал по грязной, залитой водой улице, мы направились в другую сторону. Вскоре мы увидели дом: серый, многоэтажный, с большими освещенными окнами на первом этаже. Мы вошли в кафе. Было почти пусто. Служанка стелила скатерти на столы, за ее спиной была дверь; возможно, она вела в какой-нибудь отдельный зал.

— Вот там, — решил я, — по всей вероятности, и будет место для уплаты взносов, идем!

Мы вошли в маленький зал. Он тоже был пуст. Я увидел еще одну дверь, оказалось, она вела во двор. Мы остановились, не закрыв за собой дверь. Подождали немножко. Нигде никого. Наконец мы услышали шаги в противоположном конце узкого двора. В полоске света, проникавшей из открытой в зал двери, мы увидели приближающегося к нам приземистого лысого господина. По-видимому, он ходил совершать свои неотложные дела, так как поправлял на себе одежду. Очевидно, это был хозяин, потому что он учтиво спросил:

— Что прикажете?

— Мы ищем место, где платят профсоюзные взносы.

У него был такой вид, что словно он или не понял, или плохо слышит.

— Вон там по лестнице, наверх, — там союз кустарей. — Но в следующее же мгновение лицо его изменилось, он теперь только, очевидно, сообразил, о чем я спрашиваю, да и успел нас разглядеть. — Профсоюз? — Рот у него остался открытым. — Да вы где живете, на луне, что ли? — закричал он вдруг. — Кто вы такие, а? Профсоюз?

Я, конечно, понимал, что целый день ходьбы да пребывание под проливным дождем нашу внешность не украсили. А этот человек наверняка был одним из участников погрома в городе. А Бела в замешательстве так еще масла в огонь подлил.

— Мы не здешние, — заговорил он, заикаясь на каждом слове, — мы безработные, из Будапешта. Поэтому мы и ищем профсоюз.

— Красные бандиты! — со злостью заорал хозяин. — Вонючие жулики! Профсоюз им нужен! Конец этому уже, конец! Что думаете! Безработные из Будапешта? Знаем таких. — Мы попятились назад в зал, чтобы выскочить на улицу, но этим бы еще больше возбудили подозрение. — Коммунистические подстрекатели? Безработные из Будапешта! — Он не унимался. — Ну погодите!

Он крикнул служанке, которая накрывала столы:

— Зови полицию, Илонка, быстро зови! Ну подождите, подождите, я теперь проверю ваши документы, кто вы такие. Я член городского собрания, я вице-президент промышленного общества, прошу ваши документы.

Служанка, не понимая, о чем идет речь, стояла в нерешительности. А мы, как говорится, давай бог ноги. Я распахнул дверь, мы выскочили в темноту, на незнакомые эстергомские улицы.

Приземистый бросился за нами с такой быстротой, какую только позволяло ему брюхо, но лишь до двери. Может быть, его остановил дождь, а может быть, он, как господская собака, был смел лишь у себя во дворе. Но он орал во все горло:

— Полиция, полиция, держите! Красные бандиты, будапештские мерзавцы!

К нашему счастью, на улицах было мало прохожих, и, пока они поняли, в чем дело, мы уже бежали рысью по переулкам, удаляясь от места происшествия. Может быть, если бы вице-президент промышленного общества орал «воры», «грабители», нас бы задержали. Но, поскольку он выкрикивал такие длинные фразы, их никто не подхватывал. Так мы выиграли время.

После второго поворота мы уже перешли на шаг. А когда вышли на большую треугольную площадь, от которой расходились две широкие улицы, никто уже не гнался за нами, не было слышно и криков.

Но полицию этот мерзавец теперь наверняка поднимет на ноги. Хотя я знал, что она, на наше счастье, не очень-то расторопна. Приземистый найдет постового полицейского, расскажет, что вот, мол, так и так, постовой возьмет записную книжку, спросит наши имена, имена наших матерей, место рождения и так далее. А так как этого хозяин не знает, то наугад опишет нашу внешность, у него ведь не было времени рассмотреть нас как следует. Потом полицейский доложит охране, охрана — полицейскому управлению. И если в управлении есть уже приказ о нашем розыске, что тоже не наверняка, то пройдет некоторое время, пока они станут подозревать, что те, «будапештские красные призраки», которых видел приземистый, и есть беглецы из вацской тюрьмы.

Так что у нас есть еще время — час, пожалуй, два, — чтобы спокойно оставить город.

Мы досадовали: так глупо получилось! Несчастная случайность! Ищешь профсоюз, и попадается тебе как раз такой белый зверь, как вице-президент общества промышленников!

Мы вышли на окраину города. Направо от нас тянулся забор завода. На улицах было пустынно. Впереди шел человек медленным, размеренным шагом, в руках он держал деревянный чемоданчик. Когда на него упал свет фонаря, я увидел, что одет он был в синий, подпоясанный ремнем комбинезон, спецовку. Да, к этому мы спокойно могли обратиться:

— Добрый вечер.

Он дружелюбно отозвался.

— Простите, что я заговорил с вами… Мы безработные металлисты, из Будапешта, ищем работу. Уже поздно. Не укажете ли вы место, где платят профсоюзные взносы, там, может быть, нам помогут.

Он остановился на минуту то ли от удивления, то ли для того, чтобы как следует нас рассмотреть в полумраке.

— Профсоюз? — спросил он и коротко рассмеялся. — Теперь его не упоминают в этом проклятом городе, да, слово «профсоюз» не произносят теперь здесь.

Об этом мы уже и сами догадались. Он зашагал дальше и по пути стал рассказывать:

— Был у нас профсоюз. Был когда-то.

Собеседник наш говорил неохотно, как будто сомневаясь: стоит ли нам рассказывать все, что он знает. Но вот мы снова вышли под свет фонаря, он остановился, окинул нас внимательным взглядом.

— Пересечете дорогу, — показал он