Грымза с камелиями - Юлия Климова

Около кустов сирени за забором что-то мелькало...

Странно, конечно, но мелькала там Солька... Она подпрыгивала вверх, пытаясь дать мне знать о своем присутствии.

– Ты что здесь делаешь? – зашептала я в щель забора.

– Нас ограбили!

Я сразу подумала о деньгах: все-таки я привезла сюда приличную сумму (мало ли как могло тут все закрутиться).

– Что украли?

– Газету.

Дать бы ей по башке чем-нибудь!

– Иди к двери, сейчас открою.

Впустив Сольку, я сразу дала ей подзатыльник.

– Ты чего? – надулась она тут же.

– Нечего панику разводить.

– Я тебе сейчас все объясню.

– Пошли в дом.

На столе в гостиной лежал пакет с завтраком для Воронцова. Бесцеремонно покопавшись в нем, я прихватила сверток с бутербродами, бросила цветы на диван, а Сольку подтолкнула к своей комнате.

– А ничего, что я зашла?

– У тебя есть пять минут, если тетя Галя тебя увидит, нам конец.

– Хи-хи, ты что, так и зовешь ее тетей Галей?

– А как мне ее еще звать, выпендривается, как жираф, не доеденный крокодилами... Давай рассказывай, – потребовала я.

– Я же говорю, нас ограбили, мы пришли вчера поздно, я газету у ребят забрала, ну, где эта твоя Галя вся расфуфыренная на аукционе...

– Тебе-то зачем эта газета?

– Я всем буду показывать и говорить, что я с ней знакома.

– Это я с ней знакома, – не смогла я сдержать ехидства.

– Тогда я буду всем говорить, что моя подруга с ней знакома.

Против Сольки в такие минуты не попрешь.

– Давай дальше.

– Газету я положила на холодильник в коридорчике, и мы завалились спать. Утром просыпаюсь от шума, тихий такой шумок, как шуршит кто-то, я думала, Вероничка к Славке крадется...

– Конечно, о чем еще можно подумать в такой момент.

– Решила я ее застукать, тихонечко вылезла из кровати и приоткрыла дверь, заглядываю в коридорчик, а там мужик, представляешь?

– Честно говоря, нет, а какие они, эти мужики, вообще?

– Ты не понимаешь, это не Вероничка.

– Как раз это до меня дошло.

– Мужик этот какой-то...

– Неопрятный, – подсказала я.

– Да!

Я чувствовала, что мы с этим типом еще встретимся.

– Он схватил с холодильника план и газету – и бегом на улицу... Украл мою газету, а я ведь даже не запомнила, от какого она числа, даже в библиотеке стащить не смогу...

– А ты что, ради этой газеты поперлась бы в библиотеку?

– А как я всем покажу эту Гальку, с которой знакома?

– Это не ты с ней знакома, – опять съехидничала я.

– Ну и что, мне нужна эта газета, и все!

– А что за план? – закидывая ногу на ногу, спросила я, понимая, что Солька не о том сейчас думает.

– Да план Осикова, который ему твой умерший начальник оставил.

Я молча уставилась на Сольку.

– Ты что... ты думаешь, он за планом приходил?

– Нет, за твоей газетенкой.

– Подожди... Да он просто так к нам залез, своровать что-нибудь, знаешь, сколько тут бездомных ходит...

Когда речь заходит о бездомных и вообще обездоленных людях, у Сольки повышается аппетит. Она развернула бутерброды Воронцова и стала их есть.

– Кому тут нужен этот план, валялся, никто на него и внимания не обращал, – рассуждала Солька, жуя, – газета ему моя нужна была, точно тебе говорю.

– Мне кажется, Осиков нам что-то не договаривает, и кажется мне это уже давно, – задумчиво сказала я.

– Да мы тут для всех чужие. Мы же просто приезжие, никому и в голову не придет, что у нас есть цель...

– Говори тише, – потребовала я.

Почему я нервничаю? Почему, глядя на Сольку, я так сильно нервничаю? Что не так? Что же не так?.. Я не могла привести мысли в порядок, что-то непонятное зародилось в душе и никак не хотело приобрести четкие очертания...

– Расскажи еще об этом парне, какой он?

– Постарше тебя, куртка такая драненькая, темно-синяя, волосы грязные и липкие какие-то...

Это он, тот парень из поезда!

– Ты иди уже, а то сейчас весь дом проснется, нам проблемы не нужны, – сказала я, вставая с кровати.

Я проводила Сольку до ворот.

– Ты-то тут как поживаешь? – спросила она.

– Нормально, – я улыбнулась, – вчера целовались.

– Правда? – радостно воскликнула Солька. – А дальше-то что было?

– Дальше тетя Галя притопала, и пришлось драпать, – я засмеялась, вспоминая вчерашнюю ночь, – давай иди уже.

Солька затопала в сторону турбазы, а я стояла и смотрела ей вслед. Что не так? Что?

В какой именно момент во мне поселилось беспокойство? Вот мы сидим, Солька рассказывает про газету... она разворачивает бумагу и ест бутерброды... она ест бутерброды! Она их просто ест! Солька, которая не умеет есть по-человечески, не умеет есть, не выпотрошив и не перемешав все на свете, просто достает бутерброд и кусает его!

Я бросилась в дом, влетела на кухню. Екатерина Петровна подскочила от того грохота, который я устроила.

– Воронцов уехал? – задыхаясь, спросила я.

– Нет вроде, машины не слышно было, а что случилось?

Екатерина Петровна так изумилась моему выражению лица, что даже не нахамила. Я не стала отвечать и, выскочив из кухни, побежала вверх по лестнице. Распахнула дверь и увидела Воронцова: он надевал пиджак.

– Что случилось? – спросил он.

– Вы не могли бы мне кое-что привезти из Москвы?

– Конечно, говори, что нужно.

– Мне нужен тест.

– Какой?

– На беременность.

Воронцов наклонил голову набок и спросил:

– Ты смерти моей хочешь? Ты знаешь, сколько мужчин умирает в моем возрасте от инфаркта?

– Вы сейчас не умирайте, – взмолилась я, – вы тест сначала привезите.

– Это тебе? – его глаза стали, как щелки.

– Нет.

– Привезу.

– А не умрете?

– Нет, – он улыбнулся, – обещаю.

К обеду мои мысли сплели такую паутину, что голова опухла и мешала при ходьбе – меня бросало из стороны в сторону. То я размышляла о Сольке и Славке, то об этом Неопрятном Недоразумении, укравшем план, то о Воронцове, то еще о ком-то, а потом вообще обо всем и обо всех сразу.