История злодейки - Марина Орлова

— Убирайтесь! — визжала я в бешенстве, ощущая, как в судороге кривится рот и краснеет лицо. — Оставьте меня, наконец! Оставьте!!! Я задыхаюсь в вашем обществе! — кричала я Костасу в напряженное непроницаемое лицо, уже не обращая внимания, что он держит меня за запястья, мешая отстраниться и вырваться из стальной хватки.

Тяжело задышала, более не имея сил даже кричать и ругаться. Все, что я могла себе позволить, это плакать от бессильной злости и боли, что создавала в груди тянущую пустоту и тоску по несбыточному, а теперь кажущемуся недосягаемым. Борьба за собственную жизнь оказалась слишком тяжелой для меня. Настолько, что заставляла задуматься, нужна ли мне она… такой ценой?

Я уже забыла о своих ранениях, боли физической, ведь куда сильнее была душевная. Хотелось кричать и выть, но выходило лишь обессилено хныкать, как маленькой девочке. Было сложно даже дышать, потому последние силы я потратила на слабый шепот:

— Уйди…

Я открыла глаза, с молчаливой мольбой посмотрев на короля и обнаружив себя почти лежащей в объятьях Костаса. Он держал меня на своих коленях, обнимал за плечи и гладил по спине и волосам, позволяя выплакаться. Поняв, как близко наши лица, хотела отстраниться, но он не позволил, положив ладонь на мой затылок, а после приблизился, целуя мои дрожащие губы, чем вызвал судорожный, неровный вздох.

Почувствовав, как я напряглась, мужчина сноровисто обернулся и уложил меня спиной на мягкий стог, а сам лег рядом, не прерывая поцелуя, который лишь набирал обороты. Сквозь шок и непонимание, я чувствовала, как вздымается его грудь, как сбивается дыхание, а сильные руки бродят по моему телу, уже без всякого намека на невинное желание утешить. Мужчина целовал напористо, жестко и жадно, не спрашивая — поглощая и беря то, что считал по праву своим, но отказывал себе до этого момента. Кусая мои губы, он рычал, молча требуя подчиниться, но, когда не получил желаемого, положил ладонь на мое лицо и надавил на челюсть, заставив раскрыть рот, чем моментально воспользовался.

— Какая ты сладкая… — пораженно шептал он, чтобы после целовать меня в исступлении и остервенело клеймить каждым прикосновением своих губ, с жаждой, как у путника в пустыне.

Сил не было, чтобы бороться. Их не осталось даже на то, чтобы возразить, хотя я и понимала, что это неправильно. Я просто… сдалась. Я устала быть сильной, терпеть ненависть, злость, жестокость и презрение. Здесь и сейчас я проявила слабость и позволила себе ненадолго ощутить себя кем-то иным. Тем, кого любят, желают, к кому прикасаются с наслаждением и жаждой, словно я действительно необходима и чего-то стою. Я хотела быть слабой, быть нежной… быть женщиной. Просто женщиной, хоть ненадолго. Я так хотела ощутить это долгие пять лет, вспомнить то, чего меня лишили, что сейчас сама цеплялась за широкие плечи, до боли в сжатых пальцах и лихорадочно отвечала на суматошные, глубокие поцелуи, от которых сбивалось дыхание и кружилась голова.

Я помнила, кто я есть и знала, что просто позволяю себе такую редкую слабость, за которую тот же Демьян бы меня жестоко наказал. Но сейчас мне было это необходимо. Та самая небольшая передышка и напоминание о том, ради чего я так хотела жить и к чему необходимо стремиться. Это было необходимо, чтобы не сдаться и найти те самые силы и цель, ради которой я готова бороться дальше.

В какое-то мгновение все изменилось. Я ощутила эту перемену за секунду до того, как и без того сокрушающий поцелуй стал более требовательным и напористым. Я ощутила это, но сказалась моя неопытность. Меня готовили ко многому: я умела красиво говорить, отлично разбиралась в политике, умела соблазнить мужчину даже взглядом… Но я не знала, как противостоять и пресекать моменты, когда соблазняли меня!

В этом плане Костас был более умелым и… переиграл меня. У меня было всего несколько секунд, чтобы безболезненно для гордости короля отстраниться, перевести все в шутку, притвориться испуганной или придумать что-нибудь еще… но я упустила этот момент. Я вовремя не поняла, к чему все идет, а когда осознала, обнаружила что пояс на моих бриджах уже ослаб, позволяя проворной руке проскользнуть под ткань.

Напряглась, готовая оттолкнуть мужчину, но он вновь поцеловал меня, более не предпринимая ничего, замерев на границе моего белья. Он целовал крепко, пряно, вытесняя ненужные сомнения, банально не давая и шанса, даже мгновения, чтобы задуматься, усомниться или испугаться. Король был опытным и умелым любовником, он прекрасно знал, как обращаться с женщинами, а уж с неопытными девственницами — и подавно.

К своему стыду, должна признать, что, несмотря на призрак тревожной мысли в голове, любопытство во мне победило. Я долго готовилась к тому, что лишусь девственности с нелюбимым и ненавидящим меня человеком. Я знала, что боль, презрение и унижение — то, что будет сопровождать меня в этот момент. Я страшилась этого момента, ненавидела это ожидание и была оглушена облегчением, когда смогла его избежать.

А теперь я нахожусь в объятьях того, кого заочно ненавидела и опасалась. Того, кого заранее окрестила насильником и мразью. Тем, кто, несмотря ни на что… оказался другим. И промелькнула малодушная, предательская мысль, а почему бы не приоткрыть завесу чуть больше? Почему бы не позволить себе очередную слабость и не воспользоваться возможностью почувствовать на себе удовольствие от умелых ласк любовника?

Ощущая, как рука мужчины медленно движется под тканью бридж, уже минуя край белья, я посмотрела в лицо короля, и под напряженным, потемневшим от желания взглядом, молча раздвинула ноги шире. Костас замер, словно не веря, прищурился, не сводя с меня подозрительного взгляда, а после смелее скользнул ниже, заставив меня дернуться и всхлипнуть, но на этот раз от удовольствия.

— Виктория… — простонал он почти с мукой и стал осыпать мое лицо суматошными короткими поцелуями, словно нарочно минуя губы, с которых срывались все более громкие и уверенные стоны, от умелых движений слегка грубых пальцев. — Как же сладко ты стонешь, — шептал он у моего виска, пока пальцы на моем клиторе заставляли задыхаться от удовольствия. — Я желал услышать, как ты стонешь, стоило увидеть тебя там, у алтаря… — еле внятно, словно в состоянии алкогольного опьянения, стонал он тихо. — Это не давало мне жить и думать. Это стало навязчивой идеей, я не могу думать ни о чем, при каждой нашей встрече, кроме того, как сладко ты должна стонать, — почти с обвинением сбивчиво шептал он, не прекращая целовать мое лицо, словно не мог остановиться даже на мгновение. — Реальность стоила ожидания, — прохрипел он и прижался к моему бедру, чем заставил прочувствовать степень его желания. — Но теперь я хочу услышать, как ты кричишь! — рыкнул он, посмотрев требовательным взглядом в мои полуоткрытые глаза, и спустился пальцами еще ниже, чтобы жестом завоевателя войти в меня пальцами, моментально отсылая за грань реальности. И я закричала от первого оргазма с мужчиной. С мужчиной, который не был моим. Даже сейчас, в это мгновение. Эта мысль не давала обмануться и забыться окончательно, сохраняя необходимые осколки разума.

Меня било крупной дрожью, а он продолжал движение пальцев, пока я не затихла, обессиленно размякнув и прикрыв глаза, чтобы пережить и смаковать отголоски пережившего удовольствия.