Майя - Ричард Адамс

– Ох, бедняжка! – сокрушенно вздохнул Эллерот. – Увы, не она первая, не она и последняя. Благодарю вас, Зирек, теперь мне все понятно. Похоже, это и впрямь несчастный случай… Что вы думаете, Молло?

– Похоже на то, – угрюмо согласился капитан. – Но наказать их следует.

– Разумеется. Они позволили женщине разгуливать по лагерю ночью, в нарушение моего приказа. Вдобавок Дектарон оставил свой пост… И что теперь делать?

– Я предложу им выбор: либо их выгонят из отряда за недостойное поведение, либо выпорют.

– А не жаль вам хороших бойцов терять?

– Никуда они не денутся, согласятся на порку. Все в отряде знают, что через две недели мы приступом Беклу возьмем, там есть чем поживиться. Ради этого они все лето и воевали. По-моему, Дектарон заслужил двадцать плетей, а Лортиль – дюжину. Вдобавок это всем поднимет настроение: раз уж вы считаете, что сейчас покинуть отряд хуже порки, то значит уверены в победе.

– Что ж, разумно, – согласился Эллерот и снова погрузился в молчание. – Несчастная Мериса! Любовь к проказам стоила ей жизни. А ведь Эркетлис бы ее щедро наградил, любое желание исполнил бы. Эх, какие люди странные… – Он вздохнул и поднялся из-за стола. – Хоть и не хочется, но пора покончить с этим неприятным делом.

– И мне не хочется… – пробормотал Зирек.

Эллерот недоуменно посмотрел на него.

– Кто-то Майе должен сказать, – пояснил коробейник.

Байуб-Оталь переглянулся с Зан-Керелем.

– Пожалуй, нам всем троим лучше к ней пойти, – предложил Зан-Керель.

Мерису хоронили с наступлением ночи. К этому времени женщины и дети уже вернулись в лагерь, поэтому у погребального костра собрались сотни людей. Пришли и ортельгийцы, весьма довольные новостями об успешных переговорах Та-Коминиона и Эллерота. Разумеется, и беглые рабы, и солдаты привыкли к смерти на поле боя, но все в лагере только и говорили о юной красавице, почетной гостье Эллерота, которую Сантиль-ке-Эркетлис хотел вознаградить за героический поступок на благо хельдрилов. Разумеется, ее убийц готовы были разорвать в клочья, однако Эллерот посоветовал Молло собрать солдат, объяснить им, что произошло на самом деле, и только потом наказать виновных (Дектарон и Лортиль, узнав, что виселица им не грозит, охотно согласились на порку).

Четверо солдат, встав по углам погребальной поленницы, одновременно поднесли к дровам смоляные факелы. Зирек незаметно отошел в сторонку и печально глядел на языки пламени, взметнувшиеся к ночному небу. Наконец Эллерот всыпал в угли горсть зерен, щепотку соли и плеснул вина из чаши. Люди начали расходиться. Только тогда Майя заметила, что Зирек стоит чуть поодаль, склонив голову и скрестив руки на груди. Она приблизилась к нему и молча встала рядом. Эллерот, Байуб-Оталь, Зан-Керель и остальные командиры, выстроившись в две шеренги, медленным шагом направились к хижине.

– Храбрее Мерисы никого не было, разве что Оккула, – помолчав, сказал Зирек. – Мериса бесстрашной была, ничего не боялась, а той ночью без нее я бы не справился.

– Да, у меня бы на такое смелости не хватило, – призналась Майя.

– Понимаешь, с убийством Сенчо вся сеть осведомителей распалась… А со временем о Мерисе забудут, никто и не вспомнит, кем она была, что совершила.

– Ну, боги-то не забудут…

– Боги? Ох, мне иногда кажется, что им до нас дела нет… – вздохнул Зирек. – Иначе они не допустили бы такой бессмысленной смерти.

– Знаешь, Мериса бы все равно не успокоилась, даже если бы все ее желания исполнились, даже если бы ее наградили… Неудержимая она была.

– И чем все закончилось? Сорок два мельда и погребальный костер. Даже тарпли сказать некому, все вокруг чужие…

– Ой, а про тарпли я и забыла… – вздохнула Майя. – А в Белишбе тоже так принято?

– Конечно.

Во многих частях Бекланской империи во время погребения произносили тарпли – стихотворение, воспевающее жизнь покойного, сложенное друзьями или родственниками. В деревнях часто ограничивались несколькими рифмованными строками; Майя сложила куплет на смерть Таррина, но поведала его только Леспе.

– Я хотел над ней тарпли сказать, только подумал, что тут, среди чужих, оно не к месту придется.

Майя взяла его за руку и подвела к догорающим углям костра.

– Теперь самое время.

– Ну, то, что у меня сложилось, на тарпли не похоже… просто в голову пришло, будто по божественному наитию…

– Значит, боги о ней не забывают. Давай говори, тебе никто не помешает.

Зирек воздел руки к небесам и нараспев начал произносить слова. Люди стали оборачиваться и прислушиваться, и коробейник заговорил громче:

Он умолк. Майя постояла не шевелясь, будто и в самом деле внимая словам богов, а потом обернулась к Зиреку, обняла его и разрыдалась: странное, проникновенное в своей необычности тарпли растрогало ее до слез. Коробейник молчал, разделяя с Майей горе.

К ним неслышно подошел Анда-Нокомис, осторожно коснулся плеча Зирека.

– Прекрасное тарпли, – сказал субанский бан. – Жаль, я сам не догадался… А ты молодец! – Он подождал, пока Майя утрет заплаканные глаза, и добавил: – Нас Эллерот дожидается.

– Пойдемте, Анда-Нокомис, – сказала Майя.

Эллерот отпустил слуг и обвел взглядом гостей.

– Да упокоятся мертвые с миром, – произнес он. – Увы, боги не пощадили бедняжку. Она прожила тяжелую жизнь, но похоронили мы ее со всеми почестями.

– Спасибо, что нашли время, – поблагодарил его Байуб-Оталь. – У вас и без того забот хватает.

– Что вы, это мы вам премного обязаны, – ответил Эллерот. – И поможем вам завершить начатое. Кроме того, с вашего позволения, мне хотелось бы вручить Серрелинде скромный подарок – от меня и от моих спутников.

Он снял с шеи витую цепь с серебряной подвеской в форме саркидских снопов.

У Майи задрожали губы. Впрочем, Серрелинда, которая вышла к Карнату в венке из золотистых кувшинок и подарила Дераккону на счастье прядь своих волос, с достоинством держала себя и сейчас. Она встала, взглянула в глаза Эллероту, почтительно склонила голову и, приняв дар с грацией жрицы Флелы, поправила подвеску на груди.