История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

Таким образом, наполненная страданиями жизнь есть необходимая I предпосылка и условие трансформации воли к жизни и обретения нравст- [венного смысла бытия. Если утверждение воли к жизни имеет в своей основе себялюбие, эгоистические импульсы, то отрицание воли к жизни не есть полное отрицание жизни, самоотрицание, самоубийство жизни. На самом деле рно есть всего-навсего трансформация эгоистических (безнравственных) импульсов в неэгоистические (нравственные), себялюбия — в и человеколюбие, высшей формой которого у Шопенгауэра выступает со- ! страдание. Последнее рассматривается им как акт мистического перевоплощения одного «я» в другое «я», когда, по его словам, «я соощущаю, чувствую не мое страдание как свое и всё-таки не в себе, а в другом… Но это предполагает, что я до известной степени отождествился с другим, и, следовательно, упразднилась на мгновение граница между „я“ и „не-я“: тогда

только обстоятельства другого, его нужда, его горе, его страдания стано-

430

вятся непосредственно моими».

Именно в феномене сострадания Шопенгауэр находит полноту бытия и путь к спасению: в сострадании осуществляется мистерия перевоплощения нашего «я» в другое страдающее «я». Сострадание освобождает от бремени заботы о собственной жизни и заставляет заботиться о чужом благе, оно позволяет обнаружить в нас самих, в глубинах нашего «я» некое идеальное мерило нашей всечеловечности и всемирности, так что каждый из нас ощущает на себе вину за страдания всего живущего. Принимая вину на себя, тем самым мы «восполняем» несправедливость жизни.

В целом можно сказать, что у Шопенгауэра феномен сострадания знаменует собой «переворот воли»: воля отворачивается от жизни и трансформируется в нравственную волю. «Сострадание, — подчеркивает в этой связи Шопенгауэр, — есть единственный источник таких поступков, если они должны иметь моральную ценность…»[1525] [1526] И далее: «сострадание, будучи единственно неэгоистичным, есть в то же время и единственный истинно моральный импульс…»[1527] Следовательно, сострадание есть основание морали и источник справедливости и человеколюбия. Подобно тому, как эгоизм является основанием всех безнравственных поступков, сострадание есть основание всех нравственных деяний человека и способ постижения истинного высшего блага.

Кроме сострадания, тождественного по сути любви* к высшему благу и спасению ведет аскеза, которая есть результат полного самоотречения, самоотрицания воли к жизни, «полного безволия». Аскеза есть полная противоположность всякого насыщенного утверждения воли. Если воля к жизни есть воля к сохранению индивида, господству собственного «я», которое находит свое выражение в сладострастии и в безмерном эгоизме, то аскеза проявляется в совершенном целомудрии, бедности, в готовности переносить всякую несправедливость, отвечать на несправедливость добрым делом, на оскорбление — смирением и покорностью. «Под… выражением аскеза, — подчеркивает Шопенгауэр, — я понимаю… преднамеренное сокрушение воли посредством отказа от приятного и стремление к неприятному, добровольно избранную жизнь покаяния и самоистязания для полного умерщвления воли»[1528]. И если утверэвдение воли к жизни находит свое адекватное выражение прежде всего в половом акте, сладострастии, то первый шаг к аскезе или отрицанию воли к жизни Шопенгауэр видит в целомудрии. Вместе с волей исчезает и центр ее сосредоточения — половой инстинкт и сладострастие. Поэтому полное целомудрие есть характерное проявление аскезы, цель которой добровольная смерть и освобождение от мира, от воли.

Такова была завидная жизнь многих индусских мудрецов и христианских святых, у которых внутренняя сущность святости, самоотрицания и умерщвления воли выражена как полное познание собственной сущности, ставшее успокоением для всякого воления. Из этого успокоения воли и исходит полное смирение или святость. Именно в святости проявляется отрицание всякого воления и отказ от него, а тем самым и освобождение от мира, всё существование которого предстает перед нами как страдание. «Вместе со свободным отрицанием, отказом от воли, — подчеркивает Шопенгауэр, — упраздняются и все те явления… в которых и посредством которых существует мир… Нет воли, нет представления, нет мира. Перед нами в самом деле остается только ничто… С уничтожением воли исчезает мир и перед нами оказывается только пустое ничто…»[1529]

Но, по мнению Шопенгауэра, мы не должны страшиться этого ничто, ибо то, что противится растворению в ничто и есть только воля к жизни, есть лишь другое выражение того, что мы так сильно желаем жизни. Это мрачное впечатление от того ничто, которое царит как последний предел за святостью, надлежит прогонять посредством созерцания жизни и подвижничества святых.

Таким образом, цель аскезы — святость и искупление, которые наступают после исчезновения воли: если исчезает воля, то более уже нет ничего, что могло бы проявиться, исчезает также и мир. Й тогда наступает состояние искупления, ибо мировое искупление заключается в искуплении мира. Человек, точнее, святой оказывается искупителем мира, его победителем.

Крайней противоположностью аскезе, а, стало быть, отрицанию воли к жизни у Шопенгауэра выступает самоубийство: аскет бежит от наслаждении, i а самоубийца — от страдания жизни, он отрицает жизнь, но при известных условиях, которые делают ее тяжелой или невыносимой для него, т. е. в отличие от аскета самоубийца желает счастливого, приятного и свободного и от страданий существования для себя. А это значит, по словам Шопенгауэра, что «оно (самоубийство. — И. Ш.) отнюдь не есть отрицание воли, ^ оно, напротив, ее решительное утверждение. Ибо сущность отрицания не в том, чтобы отвергать страдания жизни, а в том, чтобы отвергать ее наслаж- [дения. Самоубийца любит жизнь, он только недоволен условиями, при которых она ему дана. Поэтому он отказывается отнюдь не от воли к жизни, а лишь от самой жизни…»[1530] Именно сильнейшее утверждение воли к жизни влечет его к самоубийству: он перестает жить, потому что не может перестать желать. И здесь воля посредством разрушения своего проявления ут- * верждает себя, потому что иначе она уже утвердить себя не может.

Следовательно, самоубийство устраняет жизнь, но не саму воля к жизни, оно не ведет к спасению и избавлению от жизни. Поэтому, по словам Шопенгауэра, «самоубийство — торжество искусства Майи, вопиющее выражение противоречия воли к жизни с самой собой»[1531].