Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер
Шрифт:
Интервал:
Когда время ложиться спать, Конфетка, как всегда, укладывает Софи, разглаживает на подушке ее тонкие золотые волосы, пока они не становятся похожими на солнечные лучи из детской книжки.
— Софи? — Конфеткин голос сел от неуверенности.
Ребенок поднимает глаза и сразу понимает, что речь идет о чем-то более значительном, чем шитье кукольных платьев.
— Да, мисс?
— Софи, ваш отец… У вашего отца могут быть новости для вас. И скоро, я думаю.
— Да мисс, — Софи усиленно моргает, чтобы не заснуть, прежде чем мисс Конфетт объяснит, в чем дело.
Конфетка проводит по губам языком, сухим и шершавым, как мешковина. Ей претит мысль о том, чтобы вслух повторить ультиматум Уильяма, она боится, что это придаст ему неизгладимую реальность — как запись чернилами поверх карандашной.
— Скорее всего, — она подыскивает слова, — вас пригласят к нему…и тогда он кое-что вам скажет.
— Да, мисс.
Софи в недоумении.
— Так вот, — продолжает Конфетка, беря Софи за руку для храбрости, — когда он скажет… Мне хотелось бы, чтобы Вы ему ответили…
— Да, мисс, — обещает Софи.
— Мне хотелось бы, чтоб Вы ему сказали, — Конфетка смаргивает слезы, — сказали ему… как Вы ко мне относитесь!
В ответ Софи приподнимается и обнимает Конфетку за шею, как вчера, но только, к изумлению Конфетки, она гладит гувернантку по волосам, выражая на детский лад материнскую нежность.
— Покойной ночи, мисс, — сонно говорит Софи. — А завтра — Америка…
Поскольку остается только ждать — Конфетка ждет. Уильям отказывался от собственных якобы твердых решений — и много раз. Он грозился написать Суану и Эдгару, чтобы они удавились; он грозился поехать в доки Восточной Индии и найти там одного торговца, взять за шиворот и трясти, пока тот не начнет заикаться; грозился потребовать от Гровера Панки, чтобы тот использовал слонов получше для его баночек. Одна болтовня. Если она оставит его одного, разбухшая решимость сникнет и съежится, превратится в ничто. Все, что от нее требуется, — это терпение.
Утро следующего дня проходит без инцидентов. Все идет как всегда. Первые поселенцы высадились на американской земле и заключили мир с дикарями. Стали валить деревья и строить себе жилища. Потом принесли ленч; он оказался не таким безвкусным, как вчера: копченая пикша с рисом и яйцами и снова кекс с изюмом.
Когда Конфетка возвращается в полдень к себе, ее ждет в комнате сверток — длинный, узкий сверток, перевязанный шпагатом. Дар примирения от Уильяма? Нет. К свертку привязана маленькая визитная карточка.
«Дорогая мисс Конфетт.
Я узнала о Вашем несчастье от моего отца. Прошу Вас принять этот знак моих добрых пожеланий. Нет надобности возвращать его; я поняла, что больше не нуждаюсь в этом, и надеюсь, что в самом скором времени Вы будете в таком же положении.
Искренне Ваша,
Эммелин Фокс».
Конфетка разворачивает сверток — и на свет появляется лакированная прочная трость.
По возвращении в классную комнату, где ей не терпится показать Софи свою новую трость, — она позволяет ей ходить с большим достоинством, чем на костыле, — Конфетка застает ребенка в рыданиях за письменным столом.
— Что случилось? Что случилось? — кричит она и стучит тростью по доскам пола, хромая к столу.
— Вас с-собираются ото-ото-слать, — почти обвиняющим тоном говорит Софи сквозь слезы.
— Что, Уильям… ваш отец сейчас был здесь? — не удержалась от вопроса Конфетка, хотя уже уловила запах его бриллиантина.
Софи кивает, роняя с подбородка блестящие слезы.
— Я сказала ему, мисс, — срывающимся голосом выговаривает Софи, — сказала, что я вас лю-лю-люблю.
— Да? Да?
Конфетка безуспешно вытирает лицо девочки ладонями, пока соленая влага не начинает щипать их.
— И что он ответил?
— О-он ничего не ска-ска-а-зал, — Софи сотрясается от рыданий, — но о-он так сердито смо-смотрел на ме-меня!
Конфетка вскрикивает от ярости, она прижимает Софи к груди, осыпает ее поцелуями, бормочет несвязные слова утешения.
«Как он смеет так поступать с моим ребенком!» — проносится в ее голове.
Когда Софи немного успокоилась, она пересказала слова отца: мисс Конфетт прекрасная гувернантка, однако многое, что должна знать леди, мисс Конфетт не знает. Она не может обучать Софи танцам, игре на рояле, немецкому, писать акварелью и другим вещам, названия которых Софи не запомнила. Чтобы стать настоящей леди, Софи нужна другая гувернантка, и поскорее. Леди Бриджлоу, дама, которая хорошо во всем разбирается, подтвердила, что это необходимо.
После этого Конфетка и Софи трудятся в удушливой атмосфере скорби. Они занимаются арифметикой, первыми переселенцами, свойствами золота — понимая, что это не совсем то, что требуется для воспитания юной леди. А готовясь ко сну, избегают смотреть друг другу в глаза.
— Мистер Рэкхэм просил меня сказать вам, — говорит Роза, появляясь в дверях Конфеткиной спальни, — что завтра утром вам не нужно вставать.
Конфетка крепко держит чашку, чтоб не расплескать какао.
— Не нужно вставать? — тупо повторяет она.
— Он говорит, Вы можете оставаться у себя до ленча. У мисс Софи не будет утренних занятий.
— Занятий не будет? — снова повторяет Конфетка. — Он сказал — почему?
— Да, мисс, — Розе хочется поскорей уйти. — К мисс Софи должны прийти в классную комнату, но я не знаю, кто и когда именно, мисс.
— Хорошо. Благодарю вас, Роза, — отпускает служанку Конфетка.
Через минуту она стоит у двери кабинета Уильяма, тяжело дыша в неосвещенной тишине площадки. В замочную скважину виден свет, слышен какой-то шорох (или это ей кажется?) — слышен через толстое дерево, когда она приникает к нему ухом.
Она стучится.
— Кто там? Его голос.
— Конфетка, — говорит она, стараясь наполнить это единственное слово всей своей привязанностью к Уильяму — и всеми обещаниями, какие только может вместить в себя один прошептанный звук, их исполнения хватит ему до глубокой старости.
Ответа нет. Тишина. Она стоит, дрожит, думает, не постучаться ли еще раз, не попытаться ли воззвать к нему более убедительно, более хитро, более настойчиво. Если закричать, он будет вынужден открыть ей, чтобы потом не болтала прислуга. Она раскрывает рот — но язык у нее дергается, как у немого дурачка, который торгует битой посудой на улице. Тогда она уходит босиком к своей спальне, стуча зубами и хватая воздух.
Во сне, часа через четыре, она — снова в доме миссис Кастауэй; ей пятнадцать, но она уже обладает плотским знанием, которого хватило бы на целый том. В полуночной тиши, после того, как последний мужчина, спотыкаясь, побрел домой, миссис Кастауэй внимательно вчитывается в свежую порцию религиозных брошюр, поступивших издалека: Провиденс, Род-Айленд… Прежде, чем мать с головой уйдет в щелканье ножницами, Конфетка собирается с духом:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!